Марк Хелприн - Зимняя сказка

Они приготовили обед, который состоял из нарезанной ломтиками копченой говядины, полуфунта сухарей и обжаренного на сковородке твердого сыра. Для ребенка из тех же продуктов было приготовлено пюре. Помимо прочего они приготовили рыбу в белом вине, добавив в подливку красного перца и укропа, придавшего блюду весеннюю свежесть. И тем не менее утолить голод им так и не удалось. «Что же мы будем делать в марте?» – грустно думали они.

Вот уже пятую ночь они ложились спать с мучительным чувством голода. И в эту-то самую ночь Вирджиния неожиданно поняла, что же им следует делать дальше. Она услышала ответ во сне, который был таким же изысканным и необычным, как блюда, подаваемые в дорогом отеле и перевозимые в серебряных сосудах на бесшумных тележках.

Она увидела во сне огромный весенний город с затянутыми сизой дымкой площадями и выбеленными стенами, с изогнутыми ивами и реками цвета сапфира, город, улицы которого лежали, свернувшись подобно змеям вкруг храмов и площадей, город легкомысленных шелковых шляпок и строгих серых пальто, город ясного неба и хрустальных дворцов, где постоянно играла прекрасная, но совершенно беззвучная музыка света, где деревья сходили с ума, где земля была изрезана тайными подземными ходами. Он был живым, и он пытался потрясти ее своими красками.

Она узнала во сне, что города похожи на огромных животных, которые едят, спят, трудятся и любят. Она поняла, что ее будущее (таившееся в ней самой) связано именно с этим увиденным во сне городом, в котором ей будет суждено провести остаток своих дней.

Едва проснувшись, Вирджиния тут же поняла, что в том случае, если она с ребенком уедет в город, госпожа Геймли сможет вполне сносно скоротать всю эту зиму и даже помочь кому-нибудь из соседей.

Госпожа Геймли ответила на ее предложение категорическим отказом.

– Я никогда не бывала в этом городе, но я знаю его как свои пять пальцев, – взмолилась Вирджиния.

К ее вящему изумлению, госпожа Геймли не сказала в ответ ни единого слова и не вспомнила о злосчастном Буасси д'Англе.

Вирджиния покинула родной дом, тысячу раз обнявшись с матерью. Напоследок госпожа Геймли сказала своей дочери такие слова:

– Запомни раз и навсегда. В этой жизни мы только и делаем, что пытаемся оживить мертвецов и остановить время. Вставай, Вирджиния! Просыпайся! Перед тобой теперь открыт весь этот мир!

Вирджиния так и не поняла, что хотела сказать этим ее мама.

К тому времени, когда Вирджиния и ее дитя отправились в путешествие, на озере появился снежный покров. Они ехали вдоль берега на огромной тройке, тяжести которой мог не выдержать и крепкий лед озера Кохирайс. К полудню они уже поднимались в гору. Дорога петляла из стороны в сторону, поднимаясь с террасы на террасу, откуда открывался вид на всю округу. Время от времени над заснеженными полями появлялись белые орлы, кружившие высоко в небе с грацией конькобежцев.

Чем ближе они подъезжали к перевалу, тем выше становились раззолоченные солнечными лучами сугробы, над которыми носились снежные вихри. Шум ветра заглушал звон колокольчиков. Возница остановил лошадей на самой вершине, откуда открывался прекрасный вид на окрестные холмы и долины. Кони то и дело мотали головами, пытаясь стряхнуть со своих грив ледяную корку.

– Озера вы теперь больше не увидите, так что можете посмотреть на него в последний раз, – прокричал возница сквозь шарф, которым было обмотано его лицо. – Скоро подъедем к Гудзону.

Поля и холмы остались позади, теперь они ехали по девственному лесу, то и дело пересекая узкие тенистые дорожки. Порой возле самой дороги вырастали крутые скалистые склоны высотой в тысячу футов с шумными горными потоками, над которыми стояла мельчайшая водная пыль, покрывавшая льдом ветви окрестных дубов. Дорогой тройка вспугнула несколько оленьих семейств. Огромные животные метнулись в лес, круша своими развесистыми шестифутовыми рогами восковые кусты, с которых сыпались красные, словно кровь, ягоды. Кони неутомимо несли их под сводчатыми ветвями деревьев. Вирджиния прижала к себе ребенка. До этих самых пор он звался Мартином д'Англе. Это имя прекрасно подходило для легионера или для раскачивающегося на канате фехтовальщика, но никак не для крошечного существа, завернутого в голубое одеяло, из-под которого выглядывали только его ротик и носик, жадно ловивший морозный воздух. Вирджиния посмотрела наверх и совершенно неожиданно увидела, на ветвях деревьев множество орлиных гнезд, обитатели которых молча следили за проезжавшей внизу тройкой.

– Вы только посмотрите на этих золотистых орлов, – крикнула она вознице. – Они похожи на судей, вышедших в отставку!

Долгий пологий спуск привел их к берегу реки. Еще до наступления сумерек они успели добраться до гостиницы, стоявшей на берегу Гудзона. Во дворе дружно визжали свиньи, требовавшие, чтобы хозяин пустил их в теплый свинарник. Над трубой гостиницы вился белый дымок. Вирджиния и Мартин (она уже стала произносить его имя на английский манер) собирались дожидаться в ее стенах раннего утра, когда их должен был принять на свой борт огромный буер, способный перевозить разом до шести пассажиров с багажом. Посреди ночи в двери номера постучала супруга хозяина гостиницы, женщина, щеки которой были куда краснее той сыпи, что появлялась порой на попке Мартина. Вирджиния зажгла свет. После вчерашнего грандиозного обеда, состоявшего из бараньих отбивных, кукурузного хлеба и салата из одуванчиков, она чувствовала себя далеко не блестяще. Проснувшийся от света Мартин тут же задвигал своими маленькими ручками и ножками. Вирджиния запахнула халат и спросила:

– В чем дело?

– Простите, что разбудила вас, моя милочка, – ответила супруга хозяина елейным голоском. – Господину Фтили только что позвонили из Оскаваны. Буер не вышел, поскольку ветер намел на реке высокие сугробы. Вам придется добираться туда на коньках. Что касается вашего багажа, то мы погрузим его на сани, которые будет тащить сам господин Фтили.

– Я все поняла, – кивнула Вирджиния. – Скажите, пожалуйста, а сколько миль отсюда до Оскаваны?

– Всего двадцать, – ответила госпожа Фтили. – При этом всю дорогу ветер будет дуть вам в спину.

После того как госпожа Фтили прикрыла за собой дверь, Вирджиния выключила свет и тут же уснула. Она увидела сон, который, как она поняла впоследствии, в точности воспроизводил события следующего дня.

Вот уже несколько часов она скользила на коньках по припорошенной снегом ледяной дороге, шедшей меж гористых берегов. Она была прирожденной конькобежкой. После каждого толчка она проезжала по пятьдесят ярдов. Ее рост составлял всего пять футов одиннадцать дюймов, но сложена она была безупречно. Ее иссиня-черные волосы блестели, словно шкура тюленя. Ее мягкая улыбка чаровала всех. В жизни она выглядела куда привлекательнее, чем на фотографиях, ибо внешние черты, не подсвеченные изнутри огнем души, обычно ничего не значат. Впрочем, привлекательной она казалась далеко не всем.