Кристи Голден - Рождение Орды

Глава 21

Тогда мы потеряли все. Мы забыли о гармонии и равновесии нашего мира — и стихии покинули нас. Демоны охраняли подходы к Ошу'гун, отрезав нас от предков. Наши тела и самые наши души осквернила, извратила нечистая кровь, жадно выпитая большинством из нас в погоне за силой и мощью. А потом, когда мы совершили все это с собой под «мудрым» руководством Гул'дана, Кил'джеден покинул нас. И тогда пришло Время Смерти.

Пусть же никто и никогда не увидит его снова!

— И что мне делать? — простонал Гул'дан, сам не веря, что подобные слова срываются с губ.

Ужас накрыл бывшего шамана, столь жуткий беспросветный ужас, что любой совет, пусть даже от преданного и презираемого существа, казался спасением.

— Ты сам сделал свой выбор, — процедил Нер'зул, глядя с презрением.

— А ты что, вовсе чистенький? — огрызнулся Гул'дан.

— Конечно, нет. Я тоже хотел власти. Но не стал предавать будущее народа, будущее мира ради нее. Где ж теперь обещанная тебе власть, а, Гул'дан? Где сила, на которую ты обменял наш народ?

Гул'дан отвернулся, дрожа. Не осталось никакой силы и власти. Нер'зул знал это, и потому его слова ранили так больно. Кил'джеден не наградил послушного слугу, не превознес, не сделал богом — попросту исчез. А после него в обезумевшем мире остались чернокнижники с демонами, опустошенная земля и шальное неистовство отравленных орков.

«Нет-нет, — подумал Гул'дан, — Остались не только обломки. Остался Совет Теней! И Чернорук, идеальная кукла, не понимающая, как и зачем ею управляют. И пока Орда, обезумленная кровью демонов, жаждала все больше крови и разрушения, жаждала больше еды и питья, Орда слушалась. По крайней мере, пока.

Да, нужно собрать Совет в прекрасном Черном храме. Несомненно, все его члены лихорадочно ищут, как спасти ускользающую власть. Да, еще остается Совет Теней».

— Земля умерла, — сказал Дуротан старому другу, оглядывая некогда плодородные луга у подножия гор.

Пнул ком иссохшей желтой травы — под ним оказался мертвый песок и камни. Ветер, не встречавший более деревьев на пути, свистел в ушах.

Оргрим долго молчал. Смотрел на русло реки, где плавал наперегонки с Дуротаном, сухое, мертвое русло, забывшее о струившейся когда-то воде. Дренор и вправду умирал, иссыхая. Еще оставшаяся вода была грязной, отравленной телами погибших зверей, мутной и скверной. Пить ее — рисковать здоровьем и жизнью. Но ведь без питья не проживешь…

Нет воды, нет и травы. Кое-где еще уцелели островки зелени, к примеру лес Тероккар. Но добычи почти не осталось, орки отощали. За последние три года от истощения и болезней умерло куда больше орков, чем в битвах с дренеями.

— Земля умерла, — подтвердил, наконец, Оргрим, и голос его прозвучал тяжело и глухо. — Но есть кое-что и похуже… Как у Северных Волков с зерном?

Посмотрел уныло на зеленую кожу друга… Зеленая она только для Дуротана с Оргримом. Если сравнивать с кожей Чернорука или Грома, так вовсе еще смуглая, цвета бурой пыли с легкой прозеленью. Но все равно отравленная зеленью — цветом яда, принесенного колдовством чернокнижников в этот мир. Их магия убивает землю. У тех, кто выпил странное зелье, кожа была куда зеленей. Смешно и странно — земля, бывшая зеленой, делается бурой, а орки — наоборот.

— В последний раз унесли несколько бочек, — ответил Дуротан, кривясь.

— Кто напал?

— Изувеченная Длань.

Клан Северного Волка стал главной мишенью усобиц последнего времени. После взятия Шаттрата дренеев почти не встречали. Уже полгода никто не доносил хотя бы о появлении дренеев, не то, что об их убийстве. А Дуротан сделал свой клан мишенью для атаки, отказавшись пить из кубка в ночь штурма Шаттрата. Да и перед тем его нежелание биться с дренеями не прошло незамеченным. Дреней исчезли, и куда теперь изливаться орочьей ярости, распаленной демонской кровью? Многие посчитали, что в происходящем как-то виноват Дуротан. Да неважно, что дренеев, наверное, попросту истребили почти всех. Главное, что есть не такой, неправильный — он-то, наверное, всему и виной.

— Я привезу тебе зерна, — сказал Оргрим.

— Я милостыни не беру.

— Если б мой клан был в таком положении, ты б избил меня до бесчувствия и силой запихнул еду в глотку.

Дуротан рассмеялся и удивился себе: я еще могу смеяться? Оргрим усмехнулся — будто прошлое вспомнилось, будто исчезли на мгновение мертвая земля вокруг, ужасы прошедших лет, странная прозелень на коже.

Но смех прекратился — и унылое настоящее вернулось.

— Я приму — ради детей, — сказал Дуротан и отвернулся, глядя на запустение.

Земли изменились, поменялись и названия, ставшие злыми, резкими и страшными. Цитадель стали называть Цитаделью Адского Пламени, а земли вокруг — полуостровом Адского Пламени.

— Если оставить все как есть, уничтожение дренеев повлечет и гибель орков, — заметил Дуротан. — Мы уже начали ссориться. Вырывать кусок изо рта у детей, потому что земля изранена и не может нас прокормить. Демоны, скачущие вприпрыжку за чернокнижниками, способны лишь увечить и терзать, но не исцелять, не накормить страждущих.

— А кто-нибудь пытался вызывать стихии? — спросил Оргрим вполголоса.

Шаманство все еще было запрещено, но Оргрим знал: от отчаяния многие пытались вернуться к старому.

— Пытались — и все безуспешно. В ответ — мертвая тишина. Демоны охраняют Ошу'гун, и оттуда к нам надежда не придет.

— Значит, с нами покончено, — заключил Оргрим спокойно.

Глянул на Молот Рока, лежащий у ног. Интересно, пророчество о нем исполнилось? Может, Оргрим и есть последний в роду? Может, он уже принес спасение, а затем погибель, истребив дренеев? И какой справедливости теперь служить этому молоту? Ведь все вокруг умирает, и надежд на перемены нет.

«Желание выжить — сильнейшее из желаний», — думал Гул'дан, готовясь отойти ко сну.

Бывший шаман не терял надежды. Переселился в Черный храм, в специально обустроенную комнату, где разложил в порядке все, нужное для управления призванными демонами: осколки душ дренеев, особые камни для тварей побольше, снадобья для поддержания сил. Хватало и костей с черепами, и прочих символов смерти и власти.

В лампах тлели особые травы, чей пряный аромат будил видения.

Гул'дан упорно пытался вызвать их. И теперь разжег огонь в чаше, подождал, пока сухие щепки станут раскаленными углями. Напевая, швырнул на них сухие листья, стараясь не закашляться от едкого дыма. Затем улегся на кровать — может, кровать самого пророка Велена, да будет проклято его имя? — и быстро заснул.