Руслан Мельников - Рудная черта

У озера тоже валялись трупы. Издохшая и истлевающая нечисть. Упыри, павшие в бою от упыриных же когтей. И твари, не успевшие вовремя укрыться от губительного света. Поверженный темный Властитель лежал на краю плато – у спуска в ущелье. Черный доспех его был не столько порублен, сколько смят боевым серпом победителя, а кое-где и проплавлен солнцем. Плоть под латами – тоже. Измята, прожжена…

Впрочем, Всеволода сейчас интересовал не мертвый Шоломонар. С низкого берега, круто обрывавшегося сразу же за водяной кромкой, он всматривался в озерные глубины. Знакомая картина: сверху – прозрачный слой этак в локоть с небольшим. Ниже – маслянисто поблескивает непроглядная чернота, слабо разбавленная зеленоватой колдовской мутью.

Верхний, кристально чистый слой не отражал ничего. На нижнем, прятавшемся под ним, Всеволод явственно видел собственное отражение. Обычное, неперевернутое.

Озеро ведь пока – спокойное. Ничем не потревоженное.

Пока…

Чуть поодаль ратники разгружали лошадей – тех, кого удалось отыскать и изловить после ночного штурма и вылазки. Тягловые и боевые кони, работяги-тяжеловозы и породистые скакуны, выносливые низкорослые татарские лошадки и крупные рыцарские жеребцы – все были навьючены неподъемными мешками, тюками, коробами и позвякивающими связками, туго обмотанными рогожей.

Люди тоже пришли не налегке. И живые люди, и мертвые рыцари Бернгарда. Каждый помимо собственного доспеха и оружия притащил на горбу увесистую котомку или суму.

Да, непростой выдался денек… Сначала – работа в замковых кузнях, где в тиглях и котлах из всего, что попадалось под руку, наспех выплавлялось серебро, созданное стараниями орденских алхимиков. В огонь шли неиспользованные заготовки и испорченное снаряжение, доспехи, которые некому было уже носить и оружие, которым некому драться, посеребренная оболочка метательных снарядов, рубленая серебряная проволока и иглы, используемые для громовых шаров, покрытые белым металлом бревна и наконечники разбросанных всюду стрел.

С подъемного моста содрали всю обивку. Булавами и секирами во множестве посбивали со стен серебрёные шипы. В воротах развели костер, дабы собрать побольше белой слезы из опущенных решеток, поднятых штырей, крюков и лезвий, вмурованных в арочные своды. Слеза та текла из арки ручьями.

Добытое серебро укладывали в мешки бесформенными грязными кусками – большими, малыми. Не особо утруждая себя очисткой благородного металла от примесей и окалины. Не для красы потому как брали его с собой и не для торга. Под конец, что не успевали выплавить, – увозили, как есть. Серебрёные клинки, шеломы, кольчуги, наконечники копий и стрел… Груза хватило всем.

Потом был тяжелый и долгий путь через заваленное камнями и трупами ущелье. Нагруженных коней вели в поводу. Сами сгибались под немалой ношей. Ноги и копыта скользили в оплывших останках мертвой нечисти. Навязанные на лица влажные тряпицы не спасали от невыносимых смрадных испарений.

Но – прошли, но – дошли. И – главное – донесли, что несли.

А теперь – все позади.

Именно все. Ибо солнце, хоть и светит еще ярко, но уже клонится к закату. И значит, назад, в Сторожу, засветло не вернуться.

Никто, впрочем, и не собирался. Саксонские рыцари, русские дружинники и татарские стрелки сваливали на камни вперемешку и спекшиеся комья серебра, и посеребренную сталь, так и не попавшую в тигли. Мертвецы Бернгарда помогали живым. Сам магистр с задумчивым видом наблюдал за ходом работы.

Ну что…

Всеволод поднял из кучи металла небольшой кусок серебра. Подбросил в руке. Серебряный окатыш был легким, плоским, шершавым, пористым. Грязным. Но на тусклой неровной поверхности в солнечном свете нет-нет, да и поблескивали незамутненные, не окислившиеся еще росинки.

Ничего, мертвые воды отмоют остальное.

Подошел Сагаадай. Встал рядом, почти касаясь носками сапог кромки неподвижной воды. Пару секунд юзбаши тоже задумчиво смотрел в маслянистую чернь с прозеленью, затем произнес – негромко, не глядя на Всеволода:

– Если твой план не сработает, урус…

И – умолк, не договорив.

Всеволод закончил за него:

– Значит, все – впустую. Но мы, по крайней мере, сделаем все, что в наших силах, Сагаадай. И потому нас не в чем будет упрекнуть.

– А главное – некому, – прозвучал невеселый ответ.

Всеволод сплюнул налево, повернулся к стоящим сзади. Предупредил, памятуя о буйном норове тихого на вид озера:

– Глядеть в оба. Всем быть начеку. Как серебришко бросать начнете – за водой следить не забывайте. Коли озеро из берегов выйдет – захлестнуть может, затащить в себя.

Помедлил немного. Вздохнул поглубже.

Приказал:

– Приступай!

Свой кусок серебра он швырнул первым. Так далеко, как смог.

И кто-то еще швырнул. И еще, и еще…

Плюханье, всплески. Кристальные брызги, казавшиеся на солнце росплесками белого металла. Ленивое колыхание темной мути, похожей на зловещую бездонную топь.

И – круги по воде. По верхнему слою – чистому, прозрачному. И по нижнему – черному, непроглядному. Мертвому. С ядовитой зеленцой. Ширящиеся, мешающиеся друг с другом круги…

Каждый из стоявших на берегу воинов успел бросить только по одному предмету. Серебро, посеребренная сталь – все брошенное – почти одновременно ушло в темные глубины.

А потом началось…

Такое…

Словно несметные запасы сарацинского громового порошка вдруг разом взорвались на озерном дне. Неведомая сила в единый миг разметала верхний прозрачный водяной слой, обратив его в мелкую морось, повисшую в воздухе. Тяжелую черно-зеленую муть тоже выплеснуло… подняло на несколько саженей. И с оглушительно-смачным хлюпом обрушило вниз.

И вновь – подняло.

И снова – вниз.

Всеволода и Сагаадая, стоявших у самой воды, окатило с ног до головы. Тем, кто находился сзади, досталось тоже. Мутные мертвые воды облепляли броню, но тут же бессильно опадали, стекали с серебрёных лат, оставляя за собой лишь ореол зеленоватого мерцания.

А серебро и серебрёная сталь все сыпались и сыпались в воду. Охапками. Люди и умруны старались зашвырнуть побольше. И – подальше. И это было совсем не то, что омочить в мертвой воде один-единственный клинок с насечкой из белого металла, да туг же его и вынуть, Это было куда как серьезнее. Серебро и сталь в серебре топили пудами. И вытягивать обратно утопленное никто не собирался.

Озеро ворочалось, бушевало, ярилось и безумствовало, будто раненое живое существо – тяжело, быть может, даже смертельно раненное. Буквально из ничего, на ровном месте, при полном штиле возникали стремительные водовороты, буруны из черной пены и чудовищные темные валы, то тут, то там шумно захлестывающие пустынный берег.