Джон Толкин - Сильмариллион

И тогда чары безмолвия спали с Берена, и он стал звать ее по придуманному им самим имени — Тинувиэль; и голос его отдавался в лесах громким эхом. Лютиен замерла в удивлении, и Берен сумел подойти к ней ближе. Едва взглянув на него, она полюбила его всем сердцем, как то было предначертано судьбой; но только-только первые рассветные лучи позолотили кроны деревьев, как она вырвалась из его объятий и вскоре скрылась из вида.

Берен рухнул на землю, словно охваченный одновременно и невыразимым счастьем, и неизбывной тоской. Он погрузился в тяжелый сон, словно в темную бездну; а пробудившись, был холоден, словно лед, с опустошенным и разбитым сердцем. Блуждая по лесу, он шарил по воздуху руками, словно внезапно ослепший, пытающийся поймать ушедший от него свет. Такова была жестокая цена за возложенный на него рок; и Лютиен также оказалась поймана в его сети. Будучи бессмертной, она разделила с Береном бремя его смертности; будучи свободной, она оказалась во власти его оков, и страдания ее оттого были сильнее, нежели любой из Эльдалие мог себе представить.

Берен сидел в темноте и уже успел оставить всякую надежду, когда Лютиен возвратилась и вложила свою руку в его. После этого она часто приходила к нему, и они от весны до лета бродили по лесам вместе; и никому из Детей Илюватара не доводилось прежде испытывать подобного счастья, несмотря на всю его быстротечность.

Однако был у Лютиен и другой поклонник, менестрель по имени Дайрон. Он проследил за нею и узнал о Берене, после чего наябедничал о них Тинголу. Король пришел в ярость, ибо дочь он любил превыше всего на свете и ценил ее больше всех эльфийских лордов вместе взятых, в то время как смертных людей даже к себе на службу не принимал.

С печалью и недоумением обратился он к ней с расспросами, но Лютиен отказывалась хоть что-то рассказывать, пока он не пообещал ей не убивать и не заключать Берена в темницу. Тем не менее, по его приказу слуги короля захватили того и силком повели в Менегрот, словно преступника. Перехватив их по дороге, Лютиен сама сопроводила Берена в чертоги Тингола и привела его к трону короля, словно он был здесь почетным гостем.

Тингол окинул Берена исполненным презрения и злости взглядом; Мелиан же наблюдала за происходящим молча.

— Кто ты такой, — промолвил Король, — что приходишь, словно вор и без приглашения осмеливаешься приблизиться к моему трону?

Берен, ошеломленный и напуганный блеском Менегрота и величием Тингола, ничего не ответил. Тогда заговорила Лютиен:

— Это Берен, сын Барахира, правителя людей, и могущественный противник Моргота, из рассказов о подвигах которого даже эльфы слагают песни.

— Пускай он сам за себя говорит! — приказал Тингол. — Как ты попал сюда, жалкий смертный? А главное, зачем покинул свои земли и пришел туда, где запрещено появляться таким, как ты? Можешь ли ты назвать хоть одну причину, по которой мне не следует наложить на тебя такое наказание, какой заслуживают твои глупость и дерзость?

Подняв голову, Берен встретился глазами с Лютиен и мельком заметил лицо Мелиан; и слова словно сами пришли ему в голову. Страх покинул его, но вернулась гордость старейшего из людских родов.

— Привела меня сюда судьба, король, — заговорил он, — путями такими опасными, что ступить на них решились бы единицы даже среди эльфов. И здесь я нашел то, чего не искал, однако теперь не намерен с этим расставаться, ибо оно ценнее любого золота, серебра и драгоценных камней. Ни скалы, ни сталь, ни огонь Моргота, ни даже все силы эльфийских королевств не смогут отнять у меня сие сокровище. Ибо я говорю о дочери твоей, Лютиен, прекраснейшей из Детей Мира.

В зале воцарилась мертвая тишина; все были ошеломлены и напуганы словами Берена и полагали, что тот будет незамедлительно убит. Но Тингол, подбирая слова, произнес:

— Слова твои заслуживают наказания в виде смерти, и ты уже был бы мертв, не дай я так опрометчиво клятвы своей дочери. И я горько об этом сожалею, никчемный смертный, в царстве Моргота научившийся прятаться и пробираться тайком, словно его шпионы и рабы.

— Ты волен подарить мне смерть, заслуженно или нет, — отвечал на это Берен, — но я не приму от тебя имен ни никчемного, ни шпиона или раба. Клянусь кольцом Фелагунда, которое он подарил моему отцу Барахиру на полях сражений Севера, мой род не заслужил таких обвинений ни от кого из эльфов, будь то даже король.

Исполненный чувства собственного достоинства, Берен поднял руку, и глаза всех присутствующих обратились к кольцу, блеснувшему ограненными нольдорцами еще в Валиноре зелеными каменьями. Кольцо было выполнено в виде двух змей с глазами-изумрудами, чьи головы касались друг друга под золотой цветочной короной, которую одна из них поддерживала, а другая — поглощала. То был герб Финарфина и его рода.

Мелиан наклонилась к Тинголу и зашептала ему на ухо, стараясь обуздать его гнев:

— Ибо не твоя рука принесет Берену смерть; судьба поведет его далеко, но она переплетена и с твоей. Имей это в виду.

Однако Тингол молча сверлил взглядом Лютиен; про себя его одолевали печальные мысли. "Жалкие люди, дети незначительных и недолговечных королей, как можно позволить одному из них прикоснуться к тебе и не поплатиться за это жизнью?"

— Я вижу кольцо, сын Барахира, а также то, что ты в гордыне своей считаешь себя непобедимым. Но подвиги твоего отца, даже если они послужили мне на благо, не дают тебе права предъявлять претензии на дочь Тингола и Мелиан. Слушай же! Я тоже хочу обладать хорошо охраняемым сокровищем. Ибо скалы, сталь и пламя Моргота защищают камень, которым я желал бы завладеть вопреки воле всех эльфийских королевств. Ты говоришь, ни то, ни другое тебя не пугает, так за чем же дело встало? Принеси мне в своей руке сильмариль из короны Моргота; и тогда Лютиен, ежели захочет, вложит свою руку в твою. Только тогда отдам я тебе свое сокровище; и пускай все судьбы Арды заключены в этих сильмарилях, ты не сможешь не оценить моей щедрости.

Так тень рока пала на Дориат, и Тингол оказался в ловушке проклятия Мандоса. Те, кто слышал его слова, понимали, что Тингол сумел сдержать данное дочери обещание, однако при этом послал Берена на верную смерть. Ведь всякий знал, что несмотря на всю мощь армий Нольдор до прорыва Осады, никому не удалось даже краем глаза, хотя бы издалека, увидеть сияние сильмарилей Феанора. Все три камня были вправлены в Железный Венец и охранялись в Ангбанде пуще любых других сокровищ — балрогами, несчетным количеством мечей, крепкими прутьями решеток и неприступными стенами, не говоря уже о его темнейшем величестве Морготе лично.