Крылья распахнуть! - Голотвина Ольга Владимировна
Пираты провожали взглядами сестру адмирала, задумчиво бредущую меж бараками.
Не часто порождала Виктия женщин настолько отважных, сильных и безжалостных, чтобы они уходили вместе с отцами и братьями в море, а позже, когда взмыли над берегами Северного моря летучие корабли, – и в небо. О каждой из таких воительниц сложена песня после смерти – виктийцы не воспевают героев, пока те живы.
И сейчас мимо леташей, глядя сквозь них, шла будущая песня.
Статная. Высокая. В мужских штанах и рубахе, в просторной куртке. Рыжие волосы схвачены лентой. Лицо диковатое, с резкими чертами – по виктийским меркам, не такая уж и красавица. В мать пошла, в иллийку. Нос ястребиный, патлы огненные, глаза дерзкие – вот муж с такою намается… Но тянет к ней мужиков, тянет, словно канатом!
Когда прошлой зимой Гьера нашла себе паука наземного и подалась в Альбин, парни с «Кровавого когтя» сперва той вести не поверили, а потом всем экипажем в запой ударились. И лихую пиратку упустить обидно, и подначки других команд слушать невмоготу: мол, что ж вы, тюлени, за девицей не уследили, дали альбинцу ее уволочь!
Но теперь все в порядке. Вернулась Гьера. Ну, развлеклась малость, ее дело молодое. В Виктии мужья держат жен в строгости, а с незамужних девиц спрос невелик. Почему девке не повеселиться, пока над нею нет хозяина?
И только Хакен, сын Кутберта, по прозвищу Серая Рубаха, глянул на девушку зло, насмешливо. Был Хакен молод, имел за плечами лишь один боевой рейд. Гьеру он в деле не видел, а потому не верил, что она и впрямь лихая воительница. Почему командует мужчинами? Потому что сестра адмирала! Свен – такой лихой «поморник», что мог бы и свою бабку взять на борт, все признали бы старуху полноправным леташом.
Хакен только что просадил в кости пояс, расшитый красной нитью, подарок невесты, а потому злился на весь женский пол. Нелогично? А Серая Рубаха и не ведал о таком слове – логика…
И тут, понимаете ли, баба! В мужских штанах. По Хакену взглядом скользнула – не заметила, будто перед ней не лихой «поморник», а мешок с песком, чтоб палубу посыпать.
– Баба, – громко заявил Хакен всему белому свету, – годится для ночных боев, только не на палубе, а в постели. Чтоб на резню ходить, надо и в голове, и промеж ног кое-что иметь. Без этого – никак!
И тут все замолчали, как нарочно. И мудрые слова Хакена прозвучали с должной ясностью и четкостью.
И Гьера их услыхала. Остановилась, оглянулась. А пираты оборвали болтовню, на них таращатся.
Под общими взорами Хакен приосанился, повеселел. Вот он каков! Одернул сестру Свена Двужильного, на место поставил!
Гьера подошла, глянула в лицо «поморнику». В глазах насмешка, в голосе сочувствие:
– Ох, бедняга! Тебе тяжко ходить на резню без мужского хозяйства? Ну, поговори с капитаном – может, на камбуз тебя отправит…
Пираты заржали.
Хакен не пришел в ярость. Наоборот, пуще развеселился:
– У меня-то в штанах все имеется, что от отца досталось. Померяемся, а? Сперва я с тебя штаны спущу, а потом попробуй ты с меня.
Гьера не испугалась. Расцвела в улыбке:
– Тебя женщины уже били? Или я первой буду?
Слова «я первой буду» произнесла с глубоким придыханием, словно приглашая к любовной игре. А затем резко выбросила кулак, целясь ему в нос.
Хакен ждал удара. Со смехом он отклонил назад голову и плечи – кулак девицы не дотянулся до лица.
И тут же оказалось, что он, как мальчишка, купился на обманный финт. Гьера ударила его ногой в пах – сильно, жестоко.
Хакен взвыл, согнулся вдвое, ухватился за ушибленное место.
– А ведь он не врал, – сообщила Гьера хохочущим пиратам. – Что-то у него в штанах и впрямь имеется.
Повернулась и пошла прочь, не обернувшись даже на скулящего недоумка. Гьера не боялась, что побитый «поморник», справившись с болью, догонит ее и нападет сзади. У пиратов были жесткие правила драки меж своими, бить в спину запрещалось.
«Молокосос, – подумала она равнодушно. – Тюлень-белек!»
И тут же выбросила недотепу из головы, вернулась мыслями к разговору с братом.
«Развлекайся!» – сказал Свен.
Нет, для Гьеры новая затея не была развлечением. Но вздумай она рассказать брату всю правду, пиратскому адмиралу это бы очень не понравилось.
* * *Шараха (вернее, того, кто называл себя Шарахом) Гьера нашла в кладовой, где хранились свернутые запасные паруса. Ушел от расспросов, от приятельской болтовни. Спал, не обращая внимания на прогорклый запах, царящий в кладовой: парусина была пропитана смесью на китовом жире, чтобы не гнила от влаги.
Сон у мага был чутким. Легко скрипнула дверь – и он тут же приподнялся на локте, по-совиному заморгал глазами на свет.
– Гьера?.. Ну… это… песьи ласты, вот уж не ждал…
– Не старайся, – холодно бросила девушка. – Лисе волком не прикинуться. Свен разгадал твою хитрость. Нет на «Облачной ведьме» никакого Тираса Козла.
Незнакомец на стал объясняться, что-то доказывать. Только дурацкая добродушная улыбка исчезла с губ. Молча, напряженно слушал он девушку.
А та прислонилась к дверному косяку, скрестила руки на груди:
– Нет, на кой ты сам заявился, своего человека не послал? Свен магов любит, как рыбаки – акул! Он бы тебе нож в спину загнал, если б я не помешала!
– Я хотел завести деловые связи напрямую, без посредников. – Прежний хриплый голос звучал теперь ровно, свободно и спокойно. – Для этого я всегда стараюсь сам взглянуть на нужного мне человека и составить о нем суждение. К тому же я ни разу не надевал личину виктийца. Должен признать, первая попытка оказалась неудачной… Почему же ты не дала брату убить меня?
– Меня заинтересовал твой заказ. Так как тебя теперь называть?
– Как раньше называла, так и теперь зови. Зачем нам путаница с лишними именами?.. Заинтересовал заказ, да? Отлично! Хорошие деньги, не так ли?
– Хорошие. Но я и без того не нищенка. Я… мне стало любопытно.
Мужчина сел ровнее, спустил ноги с кипы парусов.
– А! Любопытно! Замечательное слово! Уважаю людей, в душе которых горит огонь любознательности. Так тебя интересуют не только нападения на корабли? Отлично, Гьера! За тобой и твоим братом стоит серьезная сила, которую вы используете лишь в малой степени. Я мог бы научить тебя вершить судьбы стран, разбираться в хитросплетениях явных и тайных замыслов королей…
Гьера вспыхнула, ответила раздраженно:
– Заткнись! Учил меня уже один… вершитель судеб. Тоже красно говорил про всякие интриги. Я поверила, пошла его курсом… а он дал себя убить. Один удар – и нет вершителя!
Маг вздохнул. Может, он и недостаточно знал виктийцев, но ему было известно: в их языке выражение «идти одним курсом» имело второе значение – «жить одной семьей».
– Сочувствую твоему горю, Гьера…
– Горю?! Ха! Стану я горевать из-за дохлой медузы! Дал себя убить – ну, выходит, того и стоил.
Маг коротко, жестко бросил короткий взгляд в лицо девушки.
«Боится показать слабость, прячет горе под маской равнодушия?.. Нет. Похоже, что думает, то и говорит…»
Чародей был прав.
Когда-то девочка, рано осиротевшая, каждый вечер слушала нянины сказки. В одних сказках красавицы надевали кольчугу и шлем и уходили в море на ратные подвиги, в других – сидели у окна, вышивали золотом по шелку и пели так, что странники, заслышав дивный голос, забывали, куда лежал их путь.
Но почти в каждой сказке дева – хоть воинственная, хоть тихая – объявляла, что ее получит в жены тот, кто одолеет в поединке всех соперников. И стекались к ее замку герои, и гремела сталь, и раздавались предсмертные крики. А потом дева радостно падала в объятия победителя и клялась, что родит ему великого героя.
И нет такой сказки, где бы красавица хоть слезинку пролила над трупами тех – слабых, недостойных, ничтожных…
– Не надо мне сочувствовать. Лучше заключим сделку – да не на тех условиях, что ты предлагаешь. Сто золотых – высокая цена, но мне нужна еще и услуга с твоей стороны.
