Stashe - Сегодняшний вчерашний день

Навья боялась одна ходить к озеру. Воспоминания о жестоком человеке, ударившем Янат, были свежи. Острая тоска по воде и отсутствие возможности погрузиться в живительные глубины надолго, удручали навью, делали ее апатичной и вялой. Ее инстинкты требовали скрыться в безопасном месте, ведь надвигался сезон дождей, с проливными ливнями, тоннами воды и грязи, стекающей по склонам гор, разливами рек и озер, грозами и ветром. Но тень требовал оставаться в поселке и управлять сознанием Янат.

Она подняла лицо к небу. Воздух был влажным, словно бы рыхлым. Первые недолгие дожди прошли, и теперь навья чувствовала приближение бурь, страшных ливней. Она хотела спрятаться. Последние дни ее не покидало предчувствие беды.

— Мусса? — навья медленно повернулась, ничего не выражающим взглядом смотря на заглянувшую в хижину Янат. Она точно знала, человек ее не помнит.

— Я ищу Муссу, мне сказали, найду ее здесь. Это вы?

Навья медленно кивнула. Ощущение беды усилилось.

Янат тоже была странной фигурой для Муссы. Она не совсем понимала ее двойственность. Такая пластичность сознания среди ее сородичей не встречалась, да и среди людей, которых она знала тоже. Навья, быть может, и пыталась бы раскрыть природу этих явлений, если бы понимала разницу между ними, но она не понимала. На илье Янат не тянула, уважения особого не вызывала, хотя порой Мусса испытывала вполне определенную симпатию к человеку, в котором столько всего намешано под оболочкой показной невозмутимости, даже пассивности.

Мусса лукавила самой себе, да-да. И тени она привирала тоже.

На самом деле, Янат ей нравилась. Ее интересно было изучать и не только потому, что внешне она не походила на других в поселке. В голове человека жили причудливые образы, она увлекала явной несхожестью выражаемых и испытываемых эмоций. Навьи имеют слабо развитую мимику, она им просто не нужна так как людям, не умеющим говорить между собой без использования звуков.

Порой, Муссе казалось, что Янат чем-то похожа на нее, хотя эти мысли пугали своей дерзостью. А потом ее попутчик, лукавый хозяин, проявлял к человеческому существу так много внимания, что умей Мусса ревновать, как это делали люди, она непременно бы ревновала, но навья не умела. Она ничего не могла поделать и в моменты, когда сознание ее принадлежало не ей, лишь смирялась перед великой милостью бога, все-таки не оставившего, а лишь ведущего другим путем, неизведанным и быть может от этого более почетным.

Поэтому, когда Янат сказала, что ее послал Самойлов, Мусса по привычке заглянула в человеческое сознание, вдоль и поперек изученное, даже не предполагая подвоха. Ей остро не хватало опыта, она и не подозревала, как много пластов содержит человеческий, да и не только человеческий разум. Ее лукавый попутчик был куда более сведущ и вовремя отнял бразды правления.

Их цели с человеком совпадали, потому он позволил Муссе спокойно идти в ловушку.

36 глава

Пустой дом. Он все такой же и совсем другой. Ты чувствуешь это, едва войдя в калитку. Каждая деталь, мелкая и на первый взгляд незаметная, складывается в конечном итоге в мозаику одиночества, заброшенности, пустоты.

Дом не может стонать. Плакать по утраченному тоже. Он просто стоит и ждет, пока его наполнят новой жизнью. И пока он находиться в этой зоне сумрака, его населяют тени прошлого, едва уловимые запахи, звуки, шорохи.

Крепкий фундамент, стены, потолки, крыша — видимость незыблемости сущего. Но трепещущие занавески, посеревшие, пропыленные, засохшие хрупкими скульптурами цветы, паутина на углах, пожелтевшая скатерть, покрытая кружевной пылью мебель, дух сырости и затхлости — реверанс мира мертвых.

Ах, как тосклив путь туда…

Все тот же беспорядок, вещи, события, мысли и все иначе, все не так. Можно шагнуть назад, от калитки, но нельзя отмотать дни и ночи, дожди, туманы, снег и ветер, солнечное утро и тиканье часов, поющих лягушек, ночных цикад, кислый запах винограда, светлячков, звонкие голоса, лесные тропинки, запах лета, солнечных зайчиков, ссоры, обиды, любовь и надежды. Нельзя. Невозможно.

37 глава

Янат шла совершенно спокойно. Она, правда, не понимала, почему Самойлов попросил именно ее привести русалку, да еще эту, мелкую и какую-то на редкость заторможенную даже для навьи. Зачем — Янат не интересовало, почему — немного смущало, но не более. Она не привыкла обсуждать приказы Виталия. Так, во всяком случае, ей сейчас казалось.

Янат не волновало ни место, выбранное Самойловом то ли с бодуна, то ли с какой-то целью, которую он не пожелал озвучивать, ни престранные попутчики; недавний незнакомец блондинчик, да белесая моль Мусса. Пожалуй, единственное, что слегка смущало так это вот самое пофигистическое состояние, готовность без вопросов и вообще мыслей пойти и сделать, но именно об этом Янат почему-то думать не могла, начинала нестерпимо болеть голова.

Блондинчик ждал их около входа в ущелье, сидя на камне, меланхолично покачивал ногой. Янат нахмурилась, не увидев Самойлова и ругнулась в его адрес, тут же посмотрев на навью, но та шла как заведенная кукла и не среагировала.

— Где Виталий? — резко спросила шантийка, обращаясь к блондинчику. Тот поднялся с камня и закинул на плечо какой-то узелок.

— Он сказал, что будет у какого-то поля выше. Сказал, дождаться тебя и подниматься самим и, что ты знаешь дорогу. А зачем с нами навья?

Янат пожала плечами. Что она должна разгадывать загадки Самойлова?

— Пошли.

Мужчина первым ступил на тропу, а они гуськом двинулись за ним. Поднимались в среднем темпе, не слишком быстро, но и не прогулочным шагом. Янат периодически поглядывала на навью, пытаясь понять, что у той в голове, но лицо русалки не выражало никаких эмоций, поэтому Шептунова все чаще смотрела на небо. Сегодня оно было низким и тяжелым, неприятного сине-сизого цвета, затянутое тучами.

Последние дни дожди начинались внезапно. Злорадно поливали незадачливых жителей, работающих в огородах или идущих куда-то по делам, то полчаса, то пятнадцать минут, а потом так же неожиданно заканчивались. Насколько Янат понимала, это лишь начало. Дальше процесс пойдет по нарастающей и дожди зарядят с угрожающей монотонностью, позже к ним присоединятся ураганы и, как следствие, наступят тяжелые времена для людей и любых других живых тварей не укрывающихся в пещерах. Впрочем, на счет последнего Шептунова не была так уверена. Она увлеченно занималась чем-то важным последнее время и пропустила новости, останутся ли поселенцы в убогих домиках или переберутся на сезон дождей выше в горы, туда, где имелся ряд естественных образований-пещер, оставшихся после изменившей русло реки.