Елена Ларичева - Тара

Я открыла глаза и села. Странно, голова даже не кружилась. Где это я?

- Лежи, недоутопленница! Нахлебалась, поди, грязи.

Круглолицая немолодая баба в платке склонилась надо мной, попутно разглядывая перепутавшиеся бусы.

- Где я? Кто вы? - спросила я.

Пусть лучше они говорят, а не я думать буду. Внутри была пустота холодного равнодушия. К чему теперь вообще думать? Перегорело, даже пепел ветром унесло и водой смыло. Над головой плыли облака, безразличные к чужой боли и тоске.

- Мы через перевал в Зокмар ехали. По пути колесо слетело, точно боги защитить нас пытались, - принялась рассказывать баба. - С гор спустились - город уже подчистую смыло. Живых - никого. Только ты, горемычная, к липе примотана, да лошади рядом пасутся, тоже привязанные. Хорошие такие лошади...

Я подняла голову. Ну да, Тарины скакуны покорно плелись на поводу за телегой.

- А куда мы едем?

Я не хотела подвергать людей опасности. Кто знает, что ещё может выкинуть море? Надо бежать.

- В Никодан, - не поворачиваясь, отозвался мужичок, правивший телегой. В столицу, значит...

- Так её тоже смыть должно было! - вырвалось у меня.

- Куда там! Четверть часа назад всадники проскакали. Только Зокмару досталось. Чудь какая-то. У берегов Никодана даже не штормило. Штиль полный!

Обломись, Тара!

- До столицы далеко?

- Поди, часа три осталось до окраин.

- Высадите меня перед ней, поближе к побережью, - попросила я.

Когда слева от меня зашумел прибой, я поспешила оставить своих спасителей. Платить им было лишним. И так лошадьми с поклажей разжились.

Мне надо было отыскать место поспокойней и отсидеться. Я всячески отгоняла воспоминания о Маниоле, мысленно сжав истерзанное сердце в кулак. Наревусь ещё. Времени впереди бездна. А не пожелаю, море рядом. Примет меня, куда денется...

... Месяц ли прошел, или год... Теперь всё равно. Я стала ведьмой в прибрежном селе. Море не приняло меня. Видать, должна отмолить, отработать вину за Зокмар. Благо, война не случилась. Постояли войска у границ и разошлись.

Сельские жители побаивались меня, нелюдимую, но терпели. Лечу их, защищаю. Один раз даже пиратов вышвырнула, когда те причалили дома грабить.

... Вечер. Шторм. Волны подкатывают почти к ступеням. На простом, грубо сколоченном столе теплятся две свечи. Я сижу на кровати, обняв руками колени, и смотрю, как пляшут на стене тени. Что ещё делать? Книги перечитала не по одному разу. На новые нет денег. Село бедное. Лечу-учу-охраняю за кусок хлеба. Только бы не думать ни о чём, не вспоминать, не копошиться в ранах, покрывающих душу.

- Дарька! - в дверь заколотили. Это Анирья, соседка моя. Плакаться чуть ли не каждый день ходит. Такая же одинокая. Мужа разбойники убили. Сын от лихорадки помер лет пять назад. Вот и мечется, ищет утешения.

Открываю. Стоит мокрая, вода ручьями стекает. Нет у меня сегодня желания её жалобы выслушивать.

- Чего тебе?

Вот такая я недружелюбная.

- Дарька, там больного какого-то принесло. К Михане пришел, постучался и сразу в беспамятстве свалился. Жар у него. Мужики вначале побоялись, вдруг заразный какой, потом пожалели. Сейчас к тебе притащат. Можно?

Ещё чего не хватало. Нужно мне за чужаками ходить. Тут на своих терпения не хватает. Чахлые все да хворые. Впрочем, уж лучше хворый, чем грызущее душу безделье.

- Несите, - смилостивилась я.

- Только он того, - помялась на пороге Анирья. - Чародей он.

- С чего ты взяла?

Мне было плевать - хоть король заколдованный. Хоть норкодел прыщавый. Принесут - вылечу, коль смогу.

- У него на шее амулетов - как у тебя бус. И волосы длинные - прядь чёрная, прядь белая. И наряд у него...

Анирью распирало от любопытства. И ни дождь, ни ветер не были ей помехой. Я же не собиралась мерзнуть на пороге. Чародей... Можно подумать, в городе волосы не красят по чудному.

- Зови мужиков. Только сама не лезь к нему. Вдруг он в самом деле заразный.

Я оставила дверь открытой и пошла кипятить воду, доставать из шкафа шкатулку со снадобьями. Мужиков надо заговорить, чтобы заразу не подцепили.

- Куда класть, Дарька? - прогорлопанил Миханя не совсем трезвым голосом.

Я подумала и захлопнула шкатулку. Чего их обеззараживать? Зараза к заразе не липнет. Самогоном очистятся.

- На кровать мою, куда же ещё!

- Чести много, - хмыкнул Миханя, но подчинился.

Я дождалась, пока они уйдут, закрыла дверь на засов и вошла в комнату. Даже плащ не сняли, паршивцы! Посмотрим, кого буря принесла...

Человек лежал на спине. Чёрные, как переспелые ягоды чёрной смородины, волосы разметались по подушке вперемешку со снежно-белыми.

Чувствуя, как колени непослушно подгибаются, я плюхнулась рядом с кроватью. Маниоль! Тебя же убили там, на пощади! Арбалетные болты пронзили твою грудь.

Я рванула его рубашку. Четыре шрама уродливыми следами расцвели вокруг сердца. Эти палачи даже стрелять толком не умели!

В пляшущем свете свечей на шее любимого поблескивали бусы из крупного розового жемчуга. Жемчужинка к жемчужинке. Каждая - как подарок морского короля в день турнира.

Король морской, неужели это ты сжалился надо мной?

Я приказала себе встать, приготовить снадобья, прочитать необходимые заклинения. И только когда болезненное забытьё Маниоля перешло в спокойный сон, я позволила себе уткнуться в плечо моего любимого и разреветься...

История четвёртая. Приёмыш

...Наш мир. Конец пятидесятых годов ХХ века. Где-то за Уралом...

1.

В скотовозе было так же холодно, как и в поле, но в вагон хотя бы не залетал колючий пронизывающий ветер. И лежала охапка вполне чистого сена, зарывшись в которую можно было поспать. Поэтому Маша не стала далеко уходить от поезда. Кто знает, сколько он здесь простоит. Во всяком случае, пока её не обнаружили, и это хорошо.

В лежащую в стороне деревню соваться было боязно. Залают собаки, разбудят народ. Маше посчастливилось стащить на станции кусок хлеба и картофелину. Пьяный рабочий ничего не заметил, даже не пошевелился... Зато девочке вполне хватило, чтобы приглушить терзавший её два дня голод. Но теперь в голове Маши начали проскальзывать куда более тревожные мысли, чем просто насытиться. Её будут искать. И искать нешуточно. Во-первых, она дочь врагов народа. Во-вторых, после того, что она учудила в детдоме, не искать её просто преступление. В-третьих...

Третья причина касалась её самой. Что же она всё-таки учудила, и как вообще у неё могло такое получиться? От одного воспоминания становилось жутко.

Запасной путь, на котором стал состав, окружали поржавевшие сараи, мастерские. Чуть дальше была колонка с ледяной, но невероятно вкусной водой. Ещё бы, Маша двое суток не пила.