Тимур Туров - Святые бастарды

Он ткнул пальцем в спортивную сумку с надписью «Рибок».

Маж тут же заинтересованно потянулся к ней и расстегнул – молнию.

В сумке было три отделения – в самом большом лежала одежда на рост маленького Часовщика. Причем он явно собирался куда-то, где в июле холодно – теплый пуховик, два комбинезона, две пары мокасин. Было здесь и термобелье, и тренировочные штаны, и несколько маек.

Во втором, поменьше, лежали два блестящих от смазки пистолета, несколько обойм к ним и ракетница с набором ракет. В третьем находились два комплекта документов – паспорт обычный и заграничный, водительские права. Один комплект был на имя Леонида Аринина, второй – на имя Леона Тер-Аганяна.

Под паспортами в третьем отделении нашлась небольшая шкатулка с двумя десятками мутных камушков.

– Алмазы, – сразу определил Атаниэль. – Неограненные. Самый большой – карат на пятнадцать, наверное. Если сделать из него бриллиант, тысяч на сто долларов потянет, может быть. Хотя я не большой специалист, вот к дяде Равэлю со всего СНГ приезжают консультироваться, он эти камни и знает, и чувствует, и баек про них рассказать может сколько угодно.

– Что может стоить эта кучка, тутти-ту? – поинтересовался Маж.

– В таком виде, да еще без контактов? Пулю в лоб. Точнее, четыре пули – я ведь с друзьями! – Атаниэль расхохотался. – Алмазы – это закрытый рынок, от них вообще-то легко с ума сходят. Даже опытные ювелиры, бывает, трогаются. Дядя Равэль никогда без алмаза спать не ложится, обязательно под подушку положит, привыкает к нему, разговаривает с ним. А попробуешь сказать, что это же так, просто камушек – и видно по лицу, что собирается тебе в морду дать, вот только пальцы повредить боится.

– И что? – спросил Иво. – Их нельзя продать какому-нибудь Часовщику?

– Атаниэль прав, тутти-ту, вход на любой закрытый рынок чреват быстрой смертью – и неважно, что ты продаешь – наркотики или оружие, уран или краденые чертежи нового двигателя, тутти-там. Тебя должны хорошо знать, иначе риск слишком велик и проще после сделки тебя убить. И проще, тутти-ту, и дешевле. Один камушек можно было бы сбагрить по дешевке, но за партию краденых алмазов немногие могут заплатить, тутти-там, а те, кто может, тебе не понравятся. У «Ложи Петра и Павла» есть подобные контакты, и они занимаются в том числе и самой разной контрабандой. Я точно знаю, что когда дело касается одноразовых сделок, они предпочитают устранять контрагента.

– И что теперь, выкинуть их, что ли? – возмутился Иво.

– Нет, конечно, – ответил Атаниэль. – Когда разбогатеем, отдадим их дяде Равэлю в огранку, а потом сделаем каждому по перстню.

– А дядя Равэль не купит их у нас? – поинтересовался Вереск.

– Дядя Равэль – ювелир, а не миллионер, – ответил элохим. – У него четыре дочери и два больших кредита. И, что характерно, ни одного собственного алмаза или бриллианта, хотя он их любит больше, чем дочек.

На этом разговор иссяк.

Иво занялся собственной внешностью. Использовать парик для маскировки больше было нельзя, он привлекал внимание гораздо сильнее, чем сам воспитанник слаш, поэтому пришлось его снять.

Впрочем, и альв смотрелся не особо – обычная его дымка скрывала Мажа от взглядов весьма условно, сквозь нее можно было понять, что ее обладатель побывал в переделке.

Лучше всех из четверки выглядел Вереск – подросток-оборотень то ли умудрился хорошо отряхнуться, то ли просто был из породы тех, кто может пройти по грязи, не замарав ног.

Хуже всех пришлось Атаниэлю. Именно об его макушку раскололся хоть и не толстый, но тяжелый слой штукатурки. Иво подозревал, что если бы такая штука упала на него, он бы умер прямо там, – а элохим был еще в состоянии вести машину и вполне осмысленно разговаривать.

– Надо искать квартиру для базы, тутти-ту, – сказал наконец Маж. – Даже если мы ночью найдем источник Феофана, в чем я до сих пор сильно сомневаюсь, после долгого заплыва мы все устанем. А если, тутти-там, ничего не найдем да еще полночи от погони удирать будем, то потом свалимся прямо на улице.

– Я позвоню, – сказал Атаниэль.

– Кому? – полюбопытствовал Вереск.

– Трориэлю, это бригадир моих альпинистов, парень надежный и многим мне обязан, – элохим уже набрал номер и приложил трубку к поцарапанному уху. – Алло, Трорище? Привет еще раз!

– Тек-Чат тоже тебе многим был обязан, – проворчал Вереск.

Тем временем Атаниэль попросил Трориэля прислать эсэмэску с контактом агента по недвижимости.

Через минуту элохим набрал полученный номер и за десять минут подобрал два варианта жилья – трехкомнатную квартиру на Исаакиевской площади и большую мансарду на Суворовском проспекте рядом со Смольным собором. Оба варианта стоили запредельных денег, но Атаниэль заявил, что в данный момент это не имеет значения.

– Смольный – территория дейвона, клан Раджаш, тутти-ту, – сказал Маж. – Ты уверен, что у нас не будет с ними проблем?

– Они сейчас в силе, подвоха не ждут, – пояснил элохим. – Между ними и «Ложей» граница по Фонтанке, вот около нее – не особенно спокойно. Но в глубине, к тому же в стороне от штаб-квартиры клана, совершенно спокойно. Так что поехали, пристроимся.

Но вскоре стало ясно, что «шестерка» умерла внезапно и окончательно.

Иво и Вереск минут десять толкали ее вокруг детской площадки, изучив все выбоины в асфальте, но машина только натужно чихала, отказываясь заводиться. Маж отметил, что это, наверное, даже и к лучшему – машину уже видели, энергии на постоянную маскировку ни у него, ни у Атаниэля нет, а значит, передвигаться на старых «Жигулях» слишком рискованно.

Элохим еще раз позвонил своему бригадиру, и тот нашел для них телефон такси.

Пока ждали машину, Атаниэль пытался разобраться в проблемах «Жигулей», поминутно поминая разработчиков этого драндулета, их родителей, родственников и домашних животных.

Иво поглаживал в кармане «цветок», слушал разговор оборотня и альва и только постоянным усилием сдерживал себя от того, чтобы не провалиться в сон. Маж выяснял у Вереска, где и когда тот успел научиться водить автомобиль, и как получилось, что маах’керу, который обязан быть вспыльчивым и недоверчивым, так хладнокровно ведет себя.

Канадец сухо и без деталей рассказал, что его отец был убит в стычке с сатра еще до его рождения – тогда появился новый источник на территории, которая давно считалась спорной. Мать погибла, когда Вереску было десять лет. Опекуны, которых назначила хранительница закона, предполагали, что Вереск отслужит пару лет в армии, а затем пойдет работать в полицию. Там ему помогут занять определенный пост в нужном районе, чтобы он получил все необходимые связи и опыт.