Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 - Так уж все? – продолжал расспрашивать Жорка.

 - Ну, совсем за всех я тебе не отвечу, но из этого автобуса меня ещё по-доброму выставили.

 - Что ты говоришь? – удивился Жорка.

 - Точно! Позавчера меня из другого номера выкидывали, а со мной – ещё одну старушку. Так она, горемычная, прямо мордой в асфальт врезалась. Я, значит, упал удачно, встал себе и пошёл. Иду и оглядываюсь: жива ли старушка? Но ничего: живучая оказалась, зараза… Вот только с морды всю кожу ободрала…

 Ветеран слегка запыхался, но даже в таком запыхавшемся состоянии явно выказал неудовольствие по поводу того, что старушка не крякнула, лишив тем самым такого же горемыку, как она сама, сильного впечатления.

 - А с ногой что? – участливо поинтересовался Жорка.

 - Подвихнул, когда на замёрзшей луже подскользнулся, - словоохотливо объяснил ветеран.

 - А вторая ничего, здорова? – также участливо спросил Жорка.

 - Ничего, здорова.

 - А давай я её у тебя вырву? – предложил Жорка.

 - Это ещё зачем? – не испугался ветеран. – Это чтобы, значит, тебе не было обидно за то, что ты с одной клешнёй, а я с двумя ногами?

 - Соображаешь, - ухмыльнулся Жорка.

 Так, за разговорами, земляки в компании пожилого мурманчанина добрались до городской поликлиники. Там они тепло с попутчиком распрощались и ещё часа полтора канали до вокзала. Тачку земляки благоразумно тормозить не стали, потому что это только в развитых капстранах принято брать попутчиков за так, а в недоразвитых – строго по таксе. Впрочем, в России и при советской власти, когда человек человеку был официально друг, товарищ и брат, попутчиков на дармовщину не сильно жаловали.

 На вокзале землякам повезло: от первого пути первой платформы отправлялся скорый поезд «Мурманск – Санкт-Петербург».

 - Через двадцать минут отправляется! – радостно сообщил Сакуров, бегло просмотрев расписание.

 - Ага, - рассеянно ответил Жорка, тормозя взглядом на вокзальном буфете, вокруг которого царило повышенное оживление. Николай тормозил своим взглядом там же. А оба они успели определить наличие в данном буфете крепких освежающих напитков. На столиках, во всяком случае, стояло пиво и характерные, ставшие модными в последнее время, пластиковые стаканчики.

 - Ага! – передразнил Жорку Сакуров. – Погнали к поезду.

 - Зачем? – забуксовал Жорка, выделяя неизбежную слюну непохмелённого человека на вызывающий вид пива и вышеупомянутых стаканчиков.

 «Эх, Жорка!» - жалостливо подумал Сакуров и. не говоря лишних слов, потопал на перрон.

 - Костя, Костя! – затормошил Сакурова Николай, оглядываясь на буфет.

 - Ладно, не скрипи, - проворчал Жорка и поспешил за приятелем на перрон, - авось, в поезде поправимся…

 Двадцать оставшихся до отправления минут Сакуров суетился вдоль поезда «Мурманск – Санкт-Петербург». Он решил не полагаться на Жорку и Николая в деле успешной посадки на транспорт, способный вывезти их хотя бы из этой северной глухомани в места более цивилизованные, где имеются оживлённые автомагистрали, и курсирует электричка, на входе в которую не проверяют билеты. Поэтому Константин Матвеевич бегал от вагона к вагону и присматривался к проводникам. Время отпусков кончилось, а стремительная инфляция сожрала все финансовые припасы жителей Крайнего Севера, поэтому желающих прокатиться на поезде, где стоимость билетов индексировалась с упреждающим коэффициентом, было в два раза меньше обычного. Другими словами, проводники скучали, заранее подсчитывая убытки от недопроданного спитого чая, окаменелого сахара и прошлогодних сухарей. И их меркантильные рожи совсем не нравились Константину Матвеевичу, и он бежал дальше, пока не нашёл такого работника компостера и водогрейки, который ему приглянулся. Этот, который приглянулся, торчал возле общего вагона в гордом одиночестве, и рядом с ним не наблюдалось никакого движения. Лицо данный железнодорожный фрукт имел обтекаемое, взгляд – приветливый.

 - Здорово, земляк, - не очень уверенно приветствовал Сакуров проводника, памятуя тот печальный факт, что на земляков большинство русских реагирует крайне вяло.

 - Здорово, - процедил «земляк», и его взгляд утратил былую приветливость. Впрочем, вид Сакурова с приятелями, исключающий возможность щедрой оплаты проезда в общем вагоне без билетов, не заслуживал никакой приветливости. Одно только презрение и издевательское превосходство. Короче говоря, машинально брякнув ответное приветствие, проводник, сдуру названный Сакуровым «земляком», взялся заготавливать короткое энергичное выступление в новомодном стиле «фьюжин», эдакую ядрёную смесь нецензурной брани с вагоновожатым юмором. Ну, и плюс вышеупомянутые презрение с издевательским превосходством.

 Но, готовясь смешать просителей с говном и грязью, а затем, если те станут проситься Христа ради дальше, вызвать наряд милиции, проводник слегка ошибся. В общем, Сакуров и его приятели оказались не совсем неплатёжеспособными безбилетниками.

 - Нам нужно до Ленинграда… - начал Сакуров.

 - Санкт-Петербурга! – рявкнул проводник, выказывая свою истинную демократскую сущность.

 - Какая хрен разница, - разозлился Сакуров. – Могу предложить за проезд нас троих в твоём гадюшнике на колёсах и кое-какие деньги в придачу вот это…

 Константин Матвеевич украдкой показал проводнику пушку. До отправления оставалось минуты две. Жорка с Николаем топтались рядом.

 - Чё, газовая, что ли? – изобразив чисто купеческую незаинтересованность, уточнил проводник и протянул руку.

 - Руки убрал, - процедил Сакуров, ненавидя проводника за одно только своё желание пообщаться с этим гандоном, как с земляком и человеком. Одновременно в голову бедного сельского труженика пришла умная мысль насчёт семантики и этимологии слова «земляк». В том смысле, что для большинства русских это слово чисто этимологическое без всякой семантики.

 «Какая-то этимология», - с неудовольствием подумал Сакуров, прикидывая, где это он подцепил такое слово? Наверняка от Петьки Варфаламеева…

 - Ладно, до Питера довезу, - снова сделался приветливым «земляк».

 - А деньги? – спросил Сакуров.

 - Какие деньги? – заныл проводник. – Зарплату задерживают, семье есть нечего…

 - Ну, тогда отдыхай, - сказал Сакуров и, чувствуя, что в нём всё обрывается от перспективы грядущего безнадёжного ожидания, сделал вид, что собирается отвалить. Одновременно он так посмотрел на Жорку с Николаем, что у тех на минуту замёрзли языки.

 - Да ладно кочевряжиться, - засуетился проводник, - садись, в вагоне перетрём. Эти с тобой?