Андрей Звонков - Дорога на Регалат

— Нас наняли, чтобы обнаружить в лесу древний храм Безутешной и раскопать его.

— Зачем?

— Я не знаю. Мы нашли и раскопали.

— А при чем тут мы?

Хлавин помолчал и нехотя ответил:

— Не знаю. Я выполняю приказы.

— Обвал в ущелье — твоя работа?

— Да, и в деревне я вас обозначил как сборщиков податей.

— И каков был приказ?

— Задержать.

— Понятно.

— Что еще сообщишь?

— Рассказанного мной, — сказал Хлавин, — достаточно, чтобы мы были квиты. Вы меня спасли, я был откровенен. Теперь я вам ничего не должен, да и сообщить мне нечего.

— Хорошо, ответь на последний вопрос. Зачем вам была нужна девчонка?

Хлавин осмотрелся.

— Покурить бы…

— Я принесу тебе трубку, если ответишь.

— Таков был приказ.

— Каков?

— Забрать в лагерь.

— И только?

— Да.

— Но зачем?

— Не знаю, таков приказ. — Хлавин поднял правую руку: — Трубку!

— Ее бы потом убили? — спросила Варра, вставая с табуретки.

— Не знаю, возможно. Приказа убивать не было.

Варра вышла из комнаты, вывела за собой Атреллу. Та смотрела на наставницу глазами, полными слез.

— Ну, чего ты набухла?

— За что меня убивать-то?

— Ну вот! Никто же тебя не убил. Чего реветь? — Варра пошла к хозяину постоялого двора.

— Обидно! Что я им сделала? — крикнула ей в спину девушка.

Варра вернулась с набитой трубкой в коридор, где происходил последний разговор и где еще стояла Атрелла.

— Ты знаешь, — лекарка обошла девушку, — меня всегда раздражает, когда пишут о фанатиках, что устраивают разные бесчинства, сжигают монастыри, подрывают самоходные дома. И больше всего бесит фраза: "Погибло столько-то ни в чем не повинных людей". Как будто если б они были повинны — так и хрен с ними! Никакого раскаяния и прощения. Да кто знает? Кто может судить, кроме богов? Все это относительно. Для Лита ты праведница, для Нэре — главный враг после мужа. Впрочем, как и я.

Варра зашла в комнату Хлавина, раскурила трубку и отдала наемнику:

— Отдыхай.

Хлопнула входная дверь постоялого двора, и голос кавалерийского начальника доложил:

— Наши обнаружили одного! Говорит, что он ваш, с обоза!

Атрелла сорвалась с места и выскочила на двор с воплем:

— Орингаст!

Да это был он. Но в каком виде?! Лицо его представляло сплошной синяк: разбитые опухшие губы, заплывший фиолетовым левый глаз. Он единственным глазом смотрел на Атреллу:

— Прифет! Я рат, щто ты нашлась.

Атрелла потянулась потрогать ушибы и травмы:

— Ох, и кто это тебя так?!

Орингаст отшатнулся:

— Не трокай! — он развернулся и побежал к выходу со двора: — Мне нушно срощно в столису!

Атрелла припустила следом:

— Что случилось?

Орингаст, не оборачиваясь, ответил:

— Это секрет! Я толшен неметленно толошить софетнику!

Они добежали до почты. Орингаст поглядел на часы у входа в здание. Он вошел в зал и спросил:

— Кокта тиришабль?

Ему ответили:

— В девять ночи!

— Еще четыре часа, — сказала Атрелла, подходя сзади к Орингасту и пытаясь обнять за плечи… но тот сделал шаг вперед и помчался к выходу. Девушка разочарованно застыла. Он даже не поцеловал ее. Впрочем, он служака, видно, обнаружил что-то очень серьезное, раз так носится и спешит в Продубин, что забыл о ней. Его можно понять и простить.

Девушка подошла к стойке кассира, продававшего билеты на дирижабль:

— Сколько до Продубина?

— Пять литов, — ответил кассир.

— А долго лететь?

— Шесть часов, если ветер попутный. Девять, если встречный.

Ответ удивил. До столицы чуть больше трехсот километров, если по дороге; наверное, двести пятьдесят, если по прямой.

Девушка вернулась в гостиницу и подошла к Варре:

— Орингаст хочет лететь в Продубин.

— Его право, — спокойно ответила Варра. — Тебе-то что?

— Можно, я с ним?

— Это еще зачем?

— У него все лицо разбито, — всхлипнула Атрелла, — я его полечу.

— Он тебя просил? — спросила лекарка.

— Нет, — призналась девушка.

— Ну и чего ты опять лезешь?

— Я люблю его, — тихо сказала Атрелла, — мне его жалко. Он даже говорить не может, только шипит.

— Вот не надо, пожалуйста, путать любовь и жалость! — Варра занималась ремонтом поношенной одежды. — Ты что, всех раненых собираешься любить?

— Нет. Он мне тоже признался в любви, — сказала Атрелла. — Он жениться предложил.

Варра отложила шитье. В зеленых глазах мелькнули лукавый огонек и неподдельный интерес:

— Ну, а ты что?

— Я сказала, что не против, только надо подождать.

— Чего? — ситуация напомнила Варре ее собственную с Нэйлом, и она улыбнулась.

— Я хочу найти мою маму.

— А кто она? Где?

— Я предполагаю, что если это та женщина, о которой мне сообщил гендер-архивариус, то она в Коле.

— Где?! — короткая рыжая шерстка на шее Варры поднялась дыбом от такого сообщения.

Атрелла повторила.

— И как ты собираешься туда пробраться?

— Пока не знаю, — Атрелла присела рядом. — Я говорила с дядей Индрэ, он тоже очень удивился.

— Еще бы! Ты лучше оставь эти мысли, выходи замуж за Ори, и живите счастливо.

— Ну, не знаю. Да что там такого?

— Кола — закрытая страна. Они никого к себе не пускают, особенно лекарей и жрецов Лита.

— Там одни нэреиты?

— Никто не знает, что там и как.

— Но я должна найти маму, — упрямо сказала Атрелла.

— Кому это ты должна? — Варра закончила пришивать надорванный рукав куртки.

— Это так, образно, — ответила девушка, — я себе должна. Я думала, что мама умерла в родах. Но это невозможно!

— Всякое бывает. Акушерское кровотечение, нет лекаря рядом — два часа, и все. Повитуха может принять младенца, но мать она не спасет.

— Я понимаю. Папа так и рассказал. Но я уже не верю, что его не было в тот момент рядом. Да и та женщина из Колы… ее звали точь-в-точь как маму.

Подошел Нэйл:

— Орингаста не видели?

— Он убежал с почты куда-то… — сказала Атрелла. — Ой, — вспомнила она, зачем пришла к Варре, — дайте мне пять литов!

— Зачем? — спросил Нэйл.

— Я полечу с ним в Продубин.

— Зачем это?

— Я должна! Ну, пожалуйста!

Нэйл запустил руку в кошель и выудил горсть монет, выбрал из них золотые кругляши:

— Ну, на.

Атрелла схватила монетки, чмокнула Нэйла в небритую щеку и побежала на почту.

Варра проводила ее взглядом.

— Зачем тебе Орингаст?

— Да так, мы там с Химом нашли таверну с приличным винцом, хотели пригласить в компанию.