Станислав Романов - Больше, чем игра

Гондольер посмотрел на деньги, потом посмотрел на Копаева, потом — снова на деньги. Кажется, Копаеву все-таки удалось его удивить. Гондольер вздохнул и покачал головой, но деньги все же взял. Копаев перешел с борта гондолы на шаткий причал морга. Гондольер быстро отчалил, ничего не сказав на прощание и не запев песни.

Копаев постоял на причале, пялясь на входные двери морга. Внутрь идти не хотелось, особенно после расплывчато-зловещих предупреждений Жребина и Пряхина. А ведь там, на крыше крематория, Копаев был полон решимости… Теперь же вся решимость куда-то подевалась, и даже меч в руках не особенно воодушевлял.

Копаев опустил глаза, посмотрел на изумруд в навершии рукояти, подставил камень солнцу — и по глазам ударил ярко-зеленый луч…

Не сомневаясь более, Копаев бесстрашно шагнул вперед, отворил массивную створку входной двери. Для того, чтобы войти внутрь, пришлось довольно высоко поднимать ноги над порогом — похоже, начался отлив. Теперь становилось понятным назначение сложного механизма, состоящего из поржавевших цепей, зубчатых колес и блоков, — он регулировал положение причального плота на поверхности воды.

В вестибюле никого не было; тележки-каталки все так же сиротливо стояли у стены без дела (или без тела?). Дверь из вестибюля в коридор, ведущий к лифту, Копаев открывал с опасливой осторожностью, ткнув в нее кончиком ножен. В коридоре, однако, тоже никого не было.

Хорошо же эти добренькие друзья из крематория нервы мне взвинтили, подумал Копаев, направляясь прямо к лифту. — Я теперь совсем как та пуганая ворона… Тем не менее настороженности своей Копаев решил не ослаблять — осторожность, пусть даже и избыточная, никого еще не убила.

Как Копаев оставил лифт наверху, так он тут и стоял. А может быть, лифт здесь оставил сам Протей, или Копфлос, или как там его еще зовут. Что же, если Протея нет внизу, то и бог с ним, можно будет провести обыск и без санкции прокурора.

Внизу, после субтропической жары на улице, было как в погребе — сумрачно и чересчур прохладно.

Протей был здесь, и не один. Когда Копаев, заложив руки за спину и скрывая от чужих глаз меч, вошел в саму прозекторскую, Протей, стоявший возле скорбного стола спиной ко входу, резко обернулся на звук открывшейся двери. Какую-то долю секунды у него было такое неописуемое выражение лица, что Копаев враз поверил словам Жребина и Пряхина про очень опасное существо. Но, узнав вошедшего, Протей мигом состроил улыбку, чересчур радушную по мнению Копаева, и сказал:

— А, это снова вы, Марк Анатольевич. Вот, познакомьтесь, это Лена. Елена Прекрасная.

Девушку с длинными светлыми волосами, которую Протей назвал Еленой Прекрасной, Копаев, пожалуй, согласился бы назвать красивой, если бы она не выглядела такой уставшей и измученной.

Морг — необычное место для знакомств, но Копфлос-Протей вел себя как радушный хозяин гостеприимного дома.

— Леночка, познакомься с Марком Анатольевичем Копаевым. Он тоже прибыл издалека.

Лена взглянула на Копаева без всякого интереса, мельком, и коротко кивнула, не сказав даже дежурного здрасте или оч-приятно.

— Лена только что вернулась из очень долгого путешествия, — проговорил Протей, как бы извиняясь за недостаток вежливости со стороны своей подопечной. — Она успешно выполнила одновесьма непростое и очень важное поручение…

— Я хочу домой, — произнесла Лена безжизненным голосом.

— Ну разумеется, дорогая моя, ну разумеется, — с противной улыбочкой проговорил Протей.

Кто она ему? Дочь? Любовница? — подумал Копаев, проникаясь все большей неприязнью к прозектору. — Впрочем, это не мое дело. Мое дело — другое…

— И я, — сказал он, — я тоже хочу домой.

— А при чем тут я? — поинтересовался Протей у Копаева.

— Я побывал в крематории, — сообщил Копаев, испытывая на Протее свой пристальный взгляд следователя, — там некие Лаврентий Жребин и Климент Пряхин сказали мне, что где-то здесь находится Лабиринт. Я хочу пройти этот Лабиринт.

— Вот мерзавцы! — сказал Протей с явным раздражением. — А они не сказали вам о том, что Лабиринт находится под водой, и что вы не сможете его пройти?

— Сказали, — кивнул Копаев. — На это я им ответил, что готов попытаться пройти Лабиринт в водолазном костюме.

— В водолазном костюме?! — Протей был изрядно удивлен. — У вас есть водолазный костюм?

— Нет пока, — признался Копаев. — Сейчас я просто пришел испросить вашего согласия на проведение этого… э… эксперимента.

— Экспериментатор движений вверх-вниз движется в сторону выбранной цели… — произнес Протей задумчиво. Копаев подумал, что это, должно быть, какая-то цитата, но он не знал — откуда.

— К вашему глубокому сожалению, — Протей особо подчеркнул слово вашему, — я не могу позволить вам этот эксперимент.

— Но я настаиваю. — Копаев вывел руки из-за спины и продемонстрировалПротею меч, полученный от Климента Пряхина.

— О, я вижу, что помимо информации в крематории вас снабдили еще кое-чем. — Протей ничуть не был смущен или напуган оружием в чужих руках. — Марк Анатольевич, неужели вы угрожаете мне? Бросьте, на меня подобные вещи не действуют.

— Какие именно вещи на вас не действуют? — мгновенно отреагировал Копаев. — Угрозы или мечи?

— Угрозы, — сказал Протей, подходя ближе к Копаеву и заглядывая ему прямо в глаза. — Мечи, разумеется, более эффективны, но только в достаточно умелых и сильных руках. А ведь вы, Марк Анатольевич, не сможете даже извлечь свой меч из ножен. Вот попробуйте.

Копаев попробовал — и не смог: руки, вцепившиеся одна — в ножны, другая — в эфес меча, не слушались. Копаев не мог пошевелить ни одним мускулом, хоть и напрягал их изо всех сил. Протей держал его.

Потуги Копаева не остались незамеченными; Протей снисходительно усмехнулся:

— Вот видите. Что я вам говорил, а?

— Зачем вам это? — с трудом выдавил Копаев, языком он еще мог шевелить. Рот был словно набит камешками, Копаев выталкивал их по одному: — Зачем… я… вам… нужен?..

— Нужны вы мне, Марк Анатольевич, нужны. — Протей картинно скрестил руки на груди, вздернул подбородок и, глядя вперед и вверх, будто на некую отдаленную высоту, прошелся перед застывшим Копаевым — пять шагов в одну сторону, пять — в другую. Копаев следил за ним взглядом и вспоминал другого университетского профессора, Краснопольского, который на юрфаке читал лекции по праву и которому часто приходилось пересдавать зачеты.

— Я пока не могу объяснить вам вашу ценность для меня, вы еще слишком мало пробыли в нашем городе и многого не видели, многого не знаете… — Протей расхаживал вправо-влево, увлеченный собственной речью. Копаеву волей-неволей приходилось выслушивать всю эту бодягу; пошевелиться он по-прежнему не мог. Лена тоже стояла неподвижно, смахивая на манекен в витрине магазина женской одежды, но не потому, что Протей держал и ее, просто оставшихся в ней сил только и хватало на то, чтобы стоять.