Урсула Ле Гуин - Резец небесный

Голова Джорджа, все с той же миной безучастности на лице, слегка дернулась — как у марионетки на ниточке.

— Хорошо. Теперь слушай внимательно. Сейчас ты увидишь еще один отчетливый сон. Ты увидишь… большую фотофреску на стене — здесь, в моем кабинете. Огромную фотографию Маунт-Худа, сплошь покрытого снегом. Тебе приснится, что эта фреска висит прямо над столом. Приснится ярко и отчетливо. И это все. Сейчас ты уснешь и увидишь сон… Антверпен! — Доктор снова прильнул к аппаратуре. — Ага… — выдохнул он, — вот оно… О'кей… Отлично!

Едва слышно шелестело оборудование. Джордж лежал по-прежнему безмолвный. Даже Хабер, замерев, перестал бормотать себе под нос. Мертвая тишина повисла в большой мягко освещенной комнате со стеклянными стенами, исполосованными дождем. Доктор стоял возле энцефалографа, не сводя глаз со стены над письменным столом.

Ничего не происходило.

Хитер описала пальцем кружок по упруго-волокнистой обивке подлокотника, по нежной материи, некогда облегавшей живое существо тонкой защитной пленкой между чувствующей плотью и безучастным космосом. В памяти всплыла мелодия вчерашней старинной записи, всплыла и зазвучала уже неотвязно.

Что ты увидишь, когда погаснет свет?

Может, меня среди звезд и планет?

Казалось просто невероятным, что Хабер в состоянии безмолвствовать столь долго, стоять так неподвижно. Лишь однажды его пальцы шевельнулись, поправляя что-то на пульте, — и снова он застыл, вперившись в глухую отделанную деревянными панелями стену.

Джордж вздохнул, вяло поднял руку, уронил снова — и проснулся. Мигая, уселся. И сразу же обратил взгляд на Хитер — как бы желая удостовериться, что она все еще здесь, никуда не подевалась.

Изумленно вздев брови, Хабер молниеносно утопил клавишу на пульте Аугментора.

— Что за дьявольщина? — громыхнул он, всматриваясь в экран энцефалографа, все еще выписывающего замысловатые зигзаги. — Аугментор продолжает поддерживать стадию быстрого сна. Какого черта вы проснулись?

— Не зна-а-аю, — зевнул Джордж. — Проснулся. А вы разве не велели?

— Как обычно — по парольному сигналу. Но как, черт побери, как удалось вам превозмочь подпитку шаблона Аугментором?.. Похоже, придется прибавить напряжение, для подобных затей его, оказывается, малова-ато… — протянул Хабер, снова погружаясь в беседу с самим собой или, в лучшем случае, со своим электронным детищем. Получив от него, видимо, какой-то удовлетворительный ответ, снова обернулся к Джорджу: — Порядок! Что вам приснилось?

— Что здесь на стене висит фотография Маунт-Худа, прямо над моей женой.

Взгляд Хабера метнулся к стене и вновь вернулся к Джорджу.

— Еще что-нибудь? Предыдущий сон, его запомнили?

— Кажется, да. Погодите, одну минутку… Похоже, снилось, что я сплю и вижу сон, нечто вроде того. Весьма запутанно. В этом двойном сне я находился в магазине… Точно, выбирал себе новый костюм у Майера и Франка, искал голубой, понаряднее — для нового места службы или чего-то в том же роде. Точнее не припомню. Так или иначе, там мне вручили проспект, где в форме таблицы значилось, какой идеальный вес соответствует определенному росту и наоборот. И я оказался точно посередине всех этих шкал для мужчин среднего роста.

— Иначе говоря, угодили в самую что ни на есть норму, — заметил Хабер и внезапно расхохотался. Грянул просто громовым раскатом — Хитер едва не сделалось дурно после томительного напряжения бесконечно тянувшейся ранее паузы. — Великолепно, Джордж, просто великолепно! — Похлопав пациента по плечу, доктор стал снимать с его головы электроды. — Мы сделали это! Приехали! Вы свободны, Джордж, свободны как ветер. Вы понимаете, что это значит?

— Надеюсь, что да, — ответил Джордж без особого энтузиазма.

— Камень с ваших плеч, не так ли?

— И на ваши?

— Именно! На мои! Опять в самое яблочко, Джордж! — Очередной приступ хохота, причем несколько затянувшийся, едва не свалил Хабера с ног.

Хитер подивилась, всегда ли доктор такой или это свидетельство крайнего возбуждения.

— Доктор Хабер, — сказал ее муж спокойно, дождавшись тишины, — вам не приходилось когда-либо беседовать о снах с пришельцами?

— С альдебаранцами, хотите сказать? Пока не довелось. Правда, Форди из Вашингтона воткнул несколько наших онейрологических тестов в большую серию прочих психологических, но результат оказался нулевым, явная бессмыслица. В этой области у нас с ними абсолютный провал во взаимопонимании. Пришельцы обладают разумом, но, как считает наш ведущий ксенобиолог Ирчевски, природа их разума иррациональна, а то, что мы принимаем за их нормальную социальную абсорбцию, суть разновидность инстинктивно-адаптивной мимикрии. Спору нет, все это еще под большим вопросом. На них ведь не нацепишь датчики энцефалографа. Фактически мы даже не знаем, спят ли они вообще, а о сновидениях уж и говорить не приходится.

— Знаком ли вам термин йах'хлу?

Хабер на мгновение замялся.

— Слыхал, слыхал, как же. Непереводимое словцо. А вы решили, что оно означает нечто, связанное со сновидением?

Джордж отрицательно помотал головой:

— Понятия не имею, что оно означает. Я не пытаюсь разыгрывать из себя всезнайку, не утверждаю, что постиг больше других, но мне определенно сдается, что, прежде чем двинуться дальше, прежде чем применять вашу новую технологию, до того, как вы, доктор Хабер, заснете и увидите сон — вам следует побеседовать с одним из инопланетян.

— С кем именно? — В тоне Хабера сквозил ядовитый сарказм.

— Все равно, с любым. Это не играет особой роли.

— О чем же мне следует с ним поговорить, Джордж? — хохотнув, полюбопытствовал Хабер.

Хитер заметила, как озарился, буквально полыхнул взгляд мужа, устремленный на верзилу доктора снизу вверх.

— Обо мне. О сновидениях. О йах'хлу. Неважно о чем. Неважно — пока будете слушать. Пришелец сам поймет, что от него требуется. По сравнению с нами у них куда больший опыт во всех этих материях.

— В каких еще материях, Джордж?

— В ваших любимых сновидениях, вернее, в том, одним из аспектов или же граней чего они на самом деле являются. Пришельцы занимаются этим с незапамятной поры, а может, и вообще с начала времен. Они, собственно, сами как бы выходцы из времени сна, из каких-то иных внепространственных координат. Это непросто понять, а уж выразить словами и подавно не удастся… Понимаете, доктор, не только люди и животные — все сущее видит сны. Затейливая игра форм мироздания суть сновидение материи. Скалам снятся их неспешные сны, плавно изменяющие облик Земли… Но вот когда обретают разум сознательные существа, когда темп эволюции возрастает на порядок, тогда и следует соблюдать особенную осторожность. Беречь и лелеять мир. Изучать пути. Осваивать мастерство, искусство, познавать пределы. Разумное сознание должно стать неотъемлемой частью мироздания, бережно, шаг за шагом вписаться в него, подобно тем же скалам, которым это дано от природы. Вы понимаете, о чем я? Хоть что-нибудь вам это говорит?