Сергей Костин - Охотник за бабочками

— Поверим? — Кузьмич был как никогда серьезен.

А что нам еще оставалось делать.

— Только, вы мальчики, не удивляйтесь ничему, — пропищала из-за паутины и дверей куколка, — Может и не получится у меня, а может и получится. Но, все равно, если твой старик, то есть паПА, спросит, где это я, то скажи, соколик мой ясный, вот что. Мол, припозднилась она, носик свой пудрит. И все такое. А если вдруг услышишь перекаты громовые, не пугайся. Пусть все гости пугаются, а ты нет. Ты ж у меня смеленький.

Конечно, я смеленький. А чего пугаться-то? Но переспрашивать не стал. Сама не говорит, значит и не знает.

— Двигайте ножками то, — напутствовала нас куколка.

Уже по дороге на этаж паПА, Кузьмич, озабоченно нарезая пируэты, щебетал:

— Ну, командир, я тебе сегодня не завидую. Не знаю, что она там придумала, но ничего хорошего из ее затеи не получится. Поверь мне на слово. Прожил я не одну тысячу лет, повидал многое, но такой штучки не видывал. Подведет она тебя под петлю.

— Не вешают сейчас, — буркнул я.

— Тогда под камеру электрическую. Или в поселенцы. Разницы маловато. А ты чего сегодня без смокинга? Ну и правильно. Перед кем там красоваться? Так и иди. В тапочках домашних, да пижаме полосатой.

Пристыдил. Пришлось переодеться. Не в смокинг, конечно. Не люблю я это дело. Рубашечка, там, галстук. Штиблеты лакированные. По старомодному. Мода то нынче совсем другая. Шортики коротенькие, да маячки по пупень. Чтобы было видно красоту человеческую. А мне есть что скрывать.

Кузьмич, по случаю торжеств, надраил воском крылья. Я даже разрешил побрызгаться ему своим дезодорантом. Последняя разработка химиков — запах зеленого скунса.

Еще на подходе к гостиному залу слышна была музыка. ПаПА по поводу торжеств заказал Большой симфонический оркестр Земной Армии и Флота. В полном составе, со цветомузыкой. По коридорам, у стен, стоял почетный караул с квантовыми винтовками и в начесаных мохнатых шапках ушанках. Все молодцы, как на подбор, с искусственными усами и бородами. На груди сверкали десятки медалей со значками и аксельбантами. И ремень с золоченой бляхой до самого пупа. ПаПА говорил, что именно так ходили в прошлом бойцы отрядов специального назначения, которых в целях секретности именовали отрядами «дмб». Молодцы внимательно разглядывали всех проходивших мимо, изредка отдавали честь, и стреляли, шутя, по гостям. Гости радостно улыбались и падали на пол.

По коридору сновали дворецкие, таскающие здоровые подносы с едой и питьем.

— Смотри, как папенька твой старается, — Кузьмич жадно принюхивался к пролетающим мимо подносам, — Смотри, смотри! Коньячок. Водочка кристальная. Салат «оливье» потащили. А вон грибочки маринованные.

У дверей в гостиный зал нас остановила охрана. Здоровые мускулы-переростки под два семьдесят ростом приставили меня к стене и тщательно проверили на предмет оружия. Мои попытки доказать, что я жених, а также вроде бы и хозяин дома, ни к чему не привели. Правила одни для всех. Для этих ребят что хозяин, что простой человек, что гражданин, что урод.

Отряхиваясь и поправляясь от нанесенных помятостей, я распахнул двери, и вошел в зал. Чуть сзади тарахтел Кузьмич. Обыск его обошел стороной. Только чуть по шее проехались и напомнили, что б не гадил, где попало.

Народу-то! ПаПА как-то не сообщил, что соберется половина нашего мегаполиса. Вон Ивановы с дочкой приперлись. Наверняка думают пристроить ее какому-нибудь простаку. Вряд ли. Дочка, конечно, ничего себе. Только вот после неудачной посадки лунного челнока, своего у нее осталось — всего ничего. Верхний правый клык. Все остальное искусственное.

Петровы тоже здесь. Она бывшая мисс «Чукотский почтовый ящик». Он, дипломированный хакер. Детские компы ремонтирует. И Сидоровы явились. С сынком своим. Имя ему дали смешное. Вова. Настаивают, что в честь древнего русского героя баллад, сказок и песен Вовочки.

А журналистов, зачем паПА пригласил? Сам себе позор создает.

Кузьмич спланировал на плечо, ухватился за ухо, естественно, что мое, и стал комментировать происходящее.

— Кино снимают. А тебя никто и не собирается снимать, командир. Для них ты все тот же урод. Хоть и женишься. Вот двоих вас точно снимут. И завтра в новостях покажут. Как самую уродливую парочку года. Может, медаль получим. Или премию, какую. Смотри-ка! Народу сколько. Снова в этом зале ик… извини. Я говорю, снова в этом зале нет пустого места. Кстати, командир, ты бы иногда записывал мои слова. Уж больно складно получается. Как у того революционера первого, у дяди Пушкина.

Я попросил Кузьмича заткнуться. Жужжит и жужжит. Мало того, что ухо растянул, так еще и звоном своим надоедает.

Мои старшие братья, ослепляемые светом вспышек, давали интервью паре десятков журналистов. О чем? Наверно о сущности жизни. Они любят поболтать на этот счет. При моем появлении на горизонте, Вениамин обратил внимание пишущей и показывающей братии на прибытие еще одного героя дня.

Как я и предполагал, никакого эффекта. Никто не бросился спросить меня о смысле жизни. Никто не поинтересовался, что я думаю о ходе войны на северо-восточном векторе созвездия Цимбалы. Никто даже не удосужился узнать, какое у меня сегодня настроение. Только один голограф направил объектив и сголографировал меня с Кузьмичем на плече.

— В музейную хронику, — пояснил он, — В отдел «Очевидное невероятное».

Кузьмич моментально послал его подальше на двадцати трех языках. Не знаю, понял ли голограф все двадцать три, но ретировался он достаточно быстро.

— Развелось тут… — Кузьмич цинично сплюнул на пол, но промахнулся и попал на мой рукав.

Ожил Большой симфонический оркестр Земной Армии и Флота. Протрубил ста пятьюдесятью трубами, возвещая о начале церемонии, и этим спас бабочку от справедливого наказания.

— Земляне и землянки! Жители славного Полярного мегаполиса и гости! Просим любить и жаловать! Профессор археологии и уважаемый хозяин дома, генерал в отставке, гражданин Земного Содружества Сергеев!

На трибуну, установленную в самом центре огромного зала взобрался паПА. Как и положено, в таких случаях, на нем был оранжевый смокинг, штаны по колено, рукава по локоть. На носу пенсне в золоченой оправе. Он прокашлялся, помахал руками, прося тишины и, дождавшись ее, начал говорить:

— Раз, раз, раз. Проба, проба, проба. Проверка, проверка… Спасибо всем, что прибыли. Спасибо.

ПаПА перевел дух, пережидая очередные овации.

— Сегодня для всей моей семьи торжественный день, — скупая старческая слеза сорвалась с ресницы и поползла по щеке, — Я, отец троих детей, намерен женить своих, так быстро повзрослевших, сыновей.