Ксения Баштовая - Пыль дорог

Менестрель небрежно закинул ногу на ногу и, зацепив о колено связанные руки, рассмеялся:

— Боюсь, вы что-то путаете. Ничего подобного я не умею. Я музыкант, не более того.

В глазах Артаира промелькнул гнев.

— Господин Лингур, не стоит пытаться меня обмануть. Я знаю, что вы — это именно вы...

— Господин — не знаю, как вас по имени,— грубо оборвал его Найрид,— смею заверить, что вас обманываю не я, а те, кто рассказал вам подобный бред. Я — музыкант. Я отродясь не держал в руках оружия

— Я и не говорю про оружие.

— Я никогда не убивал и не умею этого делать,— резко сказал менестрель.— И если вам кто-то наплел подобную чушь, то идите и выясняйте, какого черта меня решили оболгать.

— Но вы ведь сын барона Лингура?

— Сын.

— И?..

— У орков нет и никогда не было никаких особых даров,— отрубил менестрель.

— Вы уверены?

— Мне поклясться?

Юноша вздохнул, встал и медленно и четко начал:

— Господин Лингур, я хотел бы сказать вам следующее. Я неоднократно слышал ваши произведения. Я всегда почитал ваш талант. Я благоговею перед вашей музыкой. Я считаю, что с вашей смертью Гьерт потеряет очень многое.

— Благодарю за комплимент,— усмехнулся менестрель. Артаир на мгновение склонил голову в поклоне — и вышел из комнаты.

Плотно закрыв за собой дверь, он бросил замершим у входа огру и горгулье:

— Он слишком много знает. Убить.— И растаял в зеленоватом облаке портала.

Наемники переглянулись, горгулья взвесила в руке тяжелый кинжал...

До выбранного заговорщиками дня оставалось не более двух суток. Артаир принес неутешительные вести: дар оркского барона — всего лишь миф. От идеи пришлось отказаться.

Да черт с нею, с этой идеей, решил герцог Корелийский. Среди быдла уже давно посеяны ростки гнева. Ненависть к троллям колосится буйными травами. Кинь лучину — и на сухом хворосте разгорится костер. А пока стоило заглянуть в Пиковую гильдию: герцог еще вчера оставил заказ — следовало выяснить, будет ли он принят.

С фавном, работающим связующим звеном между заказчиками и пиковым тузом, герцог должен был встретиться у входа в Императорскую библиотеку. Господин Доран (герцог, как ни старался, не смог выяснить, какую ступень в криминальной иерархии он занимает) стоял, опершись рукой о гриву каменного льва, лежащего на широких перилах близ входа.

— День добрый,— поприветствовал он герцога. Герцог выдавил улыбку:

— И вам того же, господин Доран. Заказ принят? Фавн вздохнул и, переступив с копыта на копыто, покачал головой:

— Увы, в течение ближайшей недели заказы не принимаются. Таково решение пикового туза.— Перед лапами каменного льва, словно по волшебству, появился небольшой кошелек — возвращаемый убийцами аванс.

Такой подножки герцог Корелийский попросту не ожидал. Черт с ним, с баронским даром, но отказ Пиковой гильдии — это уже чересчур. И ведь надо-то всего ничего: ровно через два дня, ночью, перерезать глотку главе гильдии купцов. Задаток был внесен хороший — и пики отказываются от работы?

Герцог сам не заметил, как озвучил вопрос. Фавн только вздохнул:

— Таково решение пикового туза. Кстати, обращаться к гастролерам не советую.

Герцог сплюнул под ноги, чувствуя, как стягивается на шее удавка. Хотя остается ведь еще один вариант. Но фавн словно прочел мысли заказчика:

— Трефы тоже не возьмутся. У них тот же мораторий. Кровь Та-Лиэрна! Что делать?

Герцог окинул фавна задумчивым взглядом. И медленно пододвинул к его ладони, лежащей на каменных перилах, тяжелую золотую монету: крупную, идущую из расчета даже не десять сребреников, а сто.

— Пиковый туз запретил,— заискивающе начал он,— но мы же с вами разумные существа. Вы ведь могли принять этот заказ и до запрета, не так ли?

Доран скользнул пальцами по блестящей поверхности злотого и вкрадчиво поинтересовался:

— Вы сообщали кому-нибудь о нашей встрече? Что-то жуткое было в голосе неприметного фавна, отчего герцог поежился и поспешно соврал:

— Конечно.

— Только поэтому вы не умрете сейчас. Это произойдет... Когда должен быть выполнен заказ? Правильно, через два дня,— мягко сообщил ему фавн.— Смерть в результате несчастного случая. В нашей гильдии не принято решать вопросы через голову пикового туза.

Герцог Корелийский почувствовал, как сердце сжала невидимая рука: в карих глазах фавна не было ни малейшего намека на смех.

— Вы мне угрожаете? — прокаркал герцог, чувствуя, как у него пересохло в горле.

— Что вы,— рассмеялся Доран.— И в мыслях не было. Как я могу угрожать столь уважаемому человеку — я ведь не имею никакого отношения к Пиковой гильдии. Считайте это просто предсказанием.

Менестрель появился ближе к полуночи, когда мошенник уже отчаялся. Музыкант, пьяный, как последний брауни, толкнул дверь, при этом ударив трактирщика, решившего запереть на ночь свое заведение. Покачиваясь, как в дикий шторм, Найрид покосился на трактирщика, прижимающего ладонь к кровоточащему носу, и плюхнулся на лавку, чудом не промахнувшись.

— Трактирщик! Вина! — рявкнул он, окидывая пьяным взором комнату.

Хозяин таверны, молодой крепкий тролль, мгновенно забыв о боли, метнулся к стойке, и через мгновение перед загулявшим музыкантом стояли несколько кувшинов и кружка.

Найрид плеснул вино в чашку и отхлебнул. Каренс мгновенно оказался рядом с ним:

— Что происходит?! Какого черта?!

— А, это ты,— поднял на него пьяный взгляд музыкант.

— Я. И я не пойму, какого черта ты так пьян. Музыкант только ухмыльнулся:

— Завидуешь? Садись, выпьешь со мною.

Ничего не понимающий мошенник плюхнулся на скамейку напротив и, не особо заморачиваясь поисками кружки, отхлебнул прямо из кувшина:

— Ну?

...Трактирщик, замкнув дверь, давно ушел спать, решив, что ничего ужасного эта парочка не сотворит. Отблески свечи метались по потемневшим от времени стенам, ветер шумел в каминной трубе, под столом валялись пустые бутылки, обмотанные шпагатом, а менестрель все продолжал свой рассказ.

— А потом я их убил,— обыденным голосом закончил он, исподлобья глядя на ошарашенного мошенника.

— Как? У тебя же руки были связаны! Найрид пьяно ухмыльнулся:

— Ручками. Дар передается от отца к старшему сыну рода Лингур. Дотрагиваешься до существа и говоришь про себя: «Хочу, чтобы у него остановилось сердце». Хороший дар, не правда ли? — Нетрезвый смешок.— Теперь я убийца. Прелестно, да? Менестрель — и вдруг душегуб. Профессиональный. Одним прикосновением — любого. А ведь ты меня боишься,— вдруг поменял он тему разговора.— Боишься. Хочешь, я прикоснусь к твоей ладони и скажу: «Хочу, чтобы у тебя остановилось...»