Всеволод Мартыненко - Белое солнце Пойнтера

Ветер играл переплетенными желтым шелком фейками на головах людских пар и длинными лентами того же приборного цвета у драконидских. Форменные шорты и портупеи были отделаны тесьмой такого же оттенка, как и колчаны длинных тростниковых стрел с желтым оперением. Парадные бляхи и знаки различия на ремнях портупей сияли начищенным золотом, хотя весь остальной металлический прибор снаряжения был либо выкрашен светло-бурой матовой краской, как щиты, либо обшит форменной песочной тканью.

— Именно к этому полку обращался принц перед легендарной Битвой Приснодня! — В представление ветрострелков Джума-Сахисец вложил истинные чувства, и набивший оскомину монолог Халеда сегодня и сейчас в устах одного из его наследников вновь обрел не балаганную убедительность и силу. — «Пусть будет тот забыт, кто нынче встал не с нами! Кто в старости не сможет рассказать — да, я был там! И Приснодень встречал на поле боя! И служил нам Приснодревом костер из вражьих тел!»

Слыша это здесь, где дыхание Девственной Пустыни смешивалось с соленым выдохом Зодиакального Моря в порыве вековечной страсти, породившей близнецов Сахисс и Хасиру, верилось — вот слова, третье тысячелетие подряд заставляющие сердца их бойцов биться сильнее, прогоняя из жил холод страха.

Строй заполнил середину причала и отсалютовал зрителям. Восторг тех оказался неподдельным, зато со стороны султанских апартаментов и дипломатических лож реакция была не более чем формальной. Мы с женами и свитой не последовали примеру прочих иностранных представительств и не стали чрезмерно сдерживать восхищение сыгранностью сей сцены, чем явственно заслужили одобрение военного комментатора, похоже, лишь служебной инструкцией принужденного воздерживаться от личной оценки проходящих частей.

Количество слов, которое Джума тратил на представляемые им рода войск, явно было обратно пропорционально его симпатии к ним. А также их реальной боевой ценности, насколько я вообще мог оценить местную специфику своим сторонним взглядом. Было ли сие личной особенностью бинбаши или своеобразным следствием предписанной ему политики освещения военных достижений для иностранного посла — неясно. Но не заметить такую несообразность было невозможно по определению.

Вослед ветрострелкам, быстрым шагом покинувшим причал, прошли средства их доставки и огневой поддержки. Штурмовые, с качающимися щитами для прикрытия десанта, или груженные файрболлами и фосфорной огнеснастью пескобуера с катапультами и аркбаллистами были оснащены кадавровыми лапами, приспособленными для скрытного передвижения при безветрии, а в походном положении поджатыми по бортам между колесами. Пескокаты с той же особенностью конструкции ощетинились малокалиберными светосбросами и колесными стрелометами.

Со времен Принца Хисахского военная техника его излюбленного полка явно шагнула вперед. Узкоспециально, конечно, под один-единственный театр военных действий, но впечатляюще. Другое дело, что ни зооморфных штурмовых, ни прямоходящих осадных кадавров среди средств усиления полка не было и в помине. Неверные склоны дюн и зыбуны попросту не способны удержать тяжеловесные подобия зверей и разумных из семи металлов, движимых пятью стихиями.

Впрочем, войска южного союзника оказались сильны не только в песках. Множество бурунов, приближающихся справа из-за скальной каймы бухты, возвестило о том, что следующее прохождение совершится не посуху, а в морской стихии. Отчетливо были видны белые шапки пены, но никаких судов, разрывающих волны, не просматривалось. Только какие-то шесты вроде копий торчали прямо из бурунов, отбрасывая блики металлическими наконечниками. Но на то, чтобы этак распарывать гладь воды, их одних явно не хватило бы, а заклятие невидимости, наложенное на корабль, так грубо не работает.

Оркестр сменил развеселый флейтовый строй игривой песенки «Не пей, не пей, Харуда!», ставшей неофициальным маршем полка имени жизнелюбивой мамаши Принца Хисахского, на мрачную духовую мелодию в более низких тонах. Четверка магов в желтых плащах уступила места собратьям в синих, за которыми собиралось приглядывать вдвое большее число правительственных колдунов в лиловом. Возможно, потому, что флотские заклинатели подняли перед трибунами магический щит, надежно отделяющий зрителей от причала и моря.

Вот только у Музафара, похоже, была причина сомневаться в надежности этой защиты… или ее создателей. Его собственная трибуна оказалась скрыта щитом вдвое большей мощности.

Такое вступление не могло не заинтриговать.

Приблизившиеся к причалу буруны шли частой сетью — на «усах» одного крепко сидела пара следующих, и так далее. До причала оставалось ярдов триста, когда их строй плавно развернулся вдоль парапета, и пенные шапки взорвались спинными плавниками морских зверей — белых дельфинов и касаток.

Перед каждым плавником в легком седле с привязными ремнями, вроде как для гекопарда, сидел всадник… Точнее, у дельфинов всадник, а у касаток погонщик, потому что еще дважды по трое десантников прижимались по сторонам на узких скамьях упряжи, охватывающей крутые бока зверя. У всех в зубах зажаты дыхательные трансмутаторы, а их скакунам те же магические приборы были вставлены в дыхала через гнезда в сбруе.

Издали заметные копья-багры несли кирасиры боевого охранения на одетых в ту же объемную, нулевой плавучести броню панцирных дельфинах. Чтобы сдергивать команды с судов-нарушителей да паруса с прочими снастями рвать, как я понимаю. А с касаток — высаживать абордажные команды с отточенными «гекконами» да «пескорыбами» в руках и своеобычными стрелометами в портупее. Тут и шелковые синие кушаки с «кошачьими лапами» на концах при штурме высокого борта не лишними будут.

Теперь ясно, как в верховом строю корабли берутся!

Короткого взгляда на бинбаши аль-Сахисси хватило, чтобы убедиться в справедливости моей догадки. С нескрываемой гордостью тот представил однополчан:

— Тридцать Четвертый Синий Драгунский!!! — большего к наименованию своего полка ему не позволили добавить то ли перехваченное дыхание, то ли высочайшая инструкция. И лишь когда оркестр в очередной раз перевалил с мрачного зачина звучащего марша на не менее заунывный рефрен, Джума скорее протяжно продекламировал, чем пропел, четко уложившись в размер:

В бой, вперед, рог зовет, Синие Драгуны!

В бой, вперед, смерть нас ждет в глубине лагуны!

Верховые в строю попеременно, в шахматном порядке погружались и всплывали, салютуя оружием трибунам — сначала проходя мимо причала в одном направлении, а затем, развернувшись, во встречном, пронизывая собственный строй. Мокрая кожа скакунов и всадников отбрасывала блики, голые черепа последних сверкали, искрясь под солнцем.