Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

— Можно вперед, но в стороны — ни–ни!

Пес оскалил зубы в молчаливой улыбке. Все–таки что–то чует, пошел впереди, но далеко не отрывается, поглядывает искоса, идем ли следом. Снова рельсы, но теперь дорога, естественно, кажется короче.

Скоро прибыли на площадку лифта, а тот моментально поднял наверх. Я с облегчением перевел дух, здесь другая система, никакую защитную крышку поднимать не пришлось, все незримое, за исключением призрачного города, что отпугивает местных необычностью.

Стен практически не видно, а только места, где состыкуются, из–за чего все выглядит особенно гротескно, словно двигаемся в ожившем чертеже, размещенном прямо в воздухе.

Возможно, так раньше и строились здания: сперва вот такой трехмерный чертеж в натуральную величину, а потом уже прямо в нем клали кирпичи.

Я взобрался в седою, Зайчик бодро ржанул и на скорости проскочил последнюю стену города, внешнюю. Остро и резко пронзило холодом, и сразу в ноздри ударили запахи и ароматы первых весенних цветов, сочной травы, ощутился ветерок, его почему–то называют бодрящим.

— Ур–ра, — сказал я тихонько, — приключение кончилось, начинается реальная жисть… Скучная и не весьма интересная.

Зайчик чуть повернул голову и посмотрел на меня огненным глазом. Мне показалось, что я прочел в его взгляде: даже если она у тебя очень неинтересная, даже очень–очень, то для нас отбирай самые интересные моменты, а иначе что за свинство?

— Стараюсь, — буркнул я недовольно. — Ну, как могу. Но стараюсь, честно!

Бобик притормозил бег, дважды оглянулся. Далеко впереди в степи блеснули металлом искорки. Я с полчаса высматриваю что–нибудь подобное и моментально придержал Зайчика, сбрасывая скорость.

Бобик снова оглянулся, недовольно гавкнул, но тоже пошел медленнее, словно зависая в прыжках на какое–то время. Тремя колоннами, пренебрегая дорогами, двигается тяжелая пехота, между ними кони терпеливо тянут нагруженные доверху повозки с походными кузницами, а также стальными доспехами и панцирями, которые нужно будет надеть по сигналу тревоги.

Я заранее развернул плечи и выпятил грудь, сделал лицо значительным и послал арбогастра вдоль колонны, красиво выпрямившись в седле.

Солдаты сразу заметили и узнали, по рядам покатился радостный клич:

— Слава Ричарду!

— Слава вождю!

— Ура Завоевателю!

— Да здравствует король!

— Ричарду Завоевателю — ура!

Я улыбался и даже милостиво наклонял голову. Одного так приветствовать можно только высокорожденного, а вот армию целиком, это же масса, статистика, у них общая идея насчет отнять и поделить, пограбить и понасиловать, хотя беречь и лелеять нужно тех, кто строит, а не ломает.

С большим отрывом впереди двигается тяжелая конница, эти тоже приветствовали меня довольным ревом. Я улыбался и даже помахал рукой, это хоть и не рыцари, но элитные войска, закованные в хорошие доспехи и вооруженные для жестокого упорного боя, основная мощь любой армии.

Наконец догнал авангард, там рыцарская конница, элита из элит, единственная сила, предназначенная для проламывания боевых порядков любой обороны противника.

Эти двигаются свободно, кони у них великолепно огромные, тяжелые, сами рыцари пугающе грозные, а когда увидели скачущего с милостивой улыбкой государя и соратника мимо, заорали весело и раскованно:

— Князю — слава!

— Виват Завоевателю!

— К победам, Ричард!

— Ричарду Завоевателю — ура!

— Ура!..

И эти тоже насчет Завоевателя, мелькало в голове, пока я улыбался и милостиво наклонял голову, и даже изредка помахивал рукой, вылавливая взглядом знакомые лица. Что–то все чаще звучит это словцо, вот так и прилипнет, не заметишь.

Во главе двигаются тесной группой военачальники, за сэром Будакером везут его знамя, справа и слева знатные лорды, отличившиеся в боях, начальники отрядов, которых он сам подбирал умело и тщательно.

Бобик добежал до него первым, требовательно гавкнул. Будакер взглянул удивленно, поспешно обернулся.

Я помахал рукой, Зайчик за пару прыжков догнал и пошел рядом с его огромным массивным конем.

Будакер поспешно поклонился и застыл.

— Сэр Будакер, — сказал я, как и Паланту, — мы в походе, оставьте церемонии. Как вижу, Палант успел передать мой приказ вовремя, я весьма доволен.

Он вздохнул с явным облегчением, даже согнутая спина распрямилась, а глаза заблестели живее.

— Ваше высочество, — проговорил он, как всегда сдержанно и скупо, — честно говоря, я был…

— Обеспокоены?

— Сказать обеспокоен, — пояснил он, — это ничего не сказать.

— Что случилось? — поинтересовался я дружески.

— Я вел эту армию, — пояснил он, — намереваясь разместить ее в Турнедо, как вы и велели, даже наметил места для гарнизонов… а тут вдруг на взмыленном коне появляется запыхавшийся гонец от Паланта и кричит, чтобы немедленно поворачивали в сторону Шателлена!..

Я спросил с любопытством:

— И как вы среагировали?

Он вздохнул:

— Озадачило и встревожило. У меня же ваш приказ идти в Турнедо и разместить гарнизоны в ключевых местах… С другой стороны, Палант ваш доверенный рыцарь из Армландии! Я повернул войска, но под ложечкой сосало, пока вы не появились вот лично… Ваше высочество, надо бы договориться о каком–то тайном знаке или слове, чтобы я точно знал, от кого приказ.

— Вы осторожны, — сказал я медленно, — вы очень осторожны, сэр Будакер. И хотя сейчас мне соратники верны, но на будущее… вы правы, нужно предусмотреть всякие варианты, как вы и сказали. Спасибо за идею!

— Ваше высочество…

— На будущее, — закончил я, — будем сопровождать такое необходимыми, так сказать, предосторожностями.

Его лицо светлело на глазах, наконец поинтересовался осторожно:

— Сейчас… какая у нас цель?

— Освободить мою жену, — ответил я, — королеву Ротильду из тюрьмы, куда ее бросил герцог Ламбертии. Это оскорбление, и если бы я такое оставил без последствий, мое имя было бы замарано, со мной бы перестали считаться правители. Даже рыцари вправе отвернуться от такого трусливого и неблагородного сюзерена.

Он посерьезнел, спросил еще осторожнее:

— Война?

Я покачал головой:

— Нет–нет, сэр Будакер. Хотя я и рыцарь, однако… крайне мирный человек. Я ненавижу войны, хотя люблю их плоды.

— Но мы идем с армией…

— Большой армией, — подчеркнул я. — Даже тремя!.. Еще две вторгнутся по другим дорогам. Мы сразу должны показать местным, что сопротивляться нам просто глупо и бесполезно. А вот кто сразу сдастся, тому будут оставлены все владения и земли.