Марина Дяченко - У зла нет власти

— А, это, — я поспешно сняла железку.

Уйма склонил голову к плечу: его улыбка таяла.

— Лена? Что же, верно сказал старший маг и ты с некромантом спуталась?

Они смотрели на меня — десять пар глаз. Только Гарольд по-прежнему глядел мимо. Железный череп, выданный Максимилианом, жёг ладонь — но моё смущение очень быстро сменилось злостью.

Только что я готова была мямлить, оправдываться, объяснять, как оно было на самом деле. Теперь, в одну минуту, мне очень ясно представилось, как жил все эти годы Максимилиан. Отчуждение, ухмылки, гримасы, брезгливое понимание в голосе: а-а, он же некромант…

— Я ни с кем не «спуталась», Уйма. — Левая моя рука сжалась на посохе, правая стиснула рукоятку Швеи. — У меня есть друг. Который в большой беде. Вам не нравится, что он некромант?!

Стражники переглянулись. Филумена отложила тесак. У Эльвиры вытянулось красивое лицо; Александр глядел исподлобья. Канцлер безнадёжно качал головой. Уйма нахмурился. Гарольд даже не обернулся.

— Мне тоже не нравится, — сказала я сквозь зубы. — Но он помнит Оберона. А вы, такие благородные, — нет.

Показалось мне или нет — но Гарольд чуть вздрогнул. Как будто ему очень хотелось взглянуть на меня, но он подавил это желание.

— Вы хоть поняли, кто-то из вас, что этот некромант сделал? — Я вздёрнула подбородок. — Он отвлёк Саранчу от нашего замка, вызвал огонь на себя!

— Он изменник, — пророкотал Уйма, и его жёлтые глаза сузились.

— Кому он изменил?

— Королевству. Он захватил трон, — резко сказал Александр.

— А кому этот трон принадлежит по праву? А? Ну-ка, вспомните, принц!

У Александра дёрнулось веко. В караульной башне сделалось очень тихо, только лил снаружи дождь да трещали сырые поленья.

— Если маг дороги защищает некроманта, — всё так же холодно проговорила Эльвира, — значит, маг дороги тоже повинен в измене.

— Что?!

Навершие моего посоха налилось красным. Эльвира презрительно скривила губы. Я сдержалась; сейчас мне ни в коем случае нельзя было выходить из себя.

— Вы хоть понимаете, что такое Королевство? — начала я, переводя взгляд с лица на лицо. — Как оно устроено изнутри? Это не просто люди, не просто придворные должности, трон и всё такое прочее. Это живой организм, который связывает обыденный мир и волшебный, как вот этот меч, — я вытащила Швею, — связывает изнанку всего сущего с лицевой стороной! И в момент, когда вы забыли Оберона, — вы, все! — Королевство начало рушиться изнутри. Не Саранча его губит! Его губите вы, вот вы, которые здесь сидите и смотрите на меня! Потому что все вы знали Оберона. Вы все его забыли. Каждый из вас!

Впервые за несколько часов я взяла Швею в руки. Меч казался страшно тяжёлым и трясся, словно поручень в автобусе. Клинок был мокрый; я отстранённо подумала, что надо бы его высушить и смазать, но в этот момент понурый крючконосый канцлер вдруг подпрыгнул и завопил на всю башню:

— Швея! Это же Швея! У неё Швея!

Он смотрел на меч в моих руках, будто я держала экзотическую змею.

— Швея! Королева…

Он поперхнулся. Его глаза, и без того округлившиеся, вдруг затуманились, будто он что-то пытался вспомнить.

— Королева… Это её меч.

— Это ничей меч, — мягко поправила я. — Но его можно добыть для важного дела. Королева смогла получить его — смогла и я.

— Королева, — повторил канцлер и вдруг принялся быстро-быстро тереть виски. — Королева… Она шила этим мечом. Шила изнаночные нитки. Она умерла, маг дороги, этот меч погубил её.

— Не меч. Изнанка.

Канцлер не слушал меня. Все, сидящие вокруг костра, смотрели на него; он взял себя за остатки жидких волос и рванул, будто желая стянуть голову с плеч.

— Королева. Я помню… Но там было что-то ещё. Кто-то ещё. Швея… Королева… И ещё кто-то был!

— Король, — шепнула я. Тёплая волна мурашек подняла дыбом волосы у меня на макушке. Я от кого угодно ждала, что он первым вспомнит Оберона, — только не от канцлера.

— Король, — повторил он недоверчиво. — Да… наверное… Но я не помню. Столько ежедневных забот… Указы… Налоги…

— Но вы ведь вспомнили Швею!

Он смотрел на меня и беззвучно шевелил губами.

— Я уже старый, — сказал наконец. — У меня очень плохо… с памятью. Ноют кости… Скоро мы все умрём, зачем же мучиться напоследок…

И, весь погасший и постаревший, уселся снова к огню. Губы его шевелились, но ни слова нельзя было разобрать.

Я постаралась справиться с разочарованием.

— Слушайте меня, — голос мой начал хрипнуть. — Я расскажу вам всё. У нас очень мало времени…

Гарольд легко поднялся. Накинул плащ, подхватил обломки своего посоха и зашагал к выходу.

— А ну, стой!

Я заступила дорогу. Мой собственный посох почти упёрся навершием ему в живот:

— Я заставлю меня выслушать.

— Не заставишь, — он посмотрел на меня впервые за долгое время, и глаза у него были как подмерзающее болото. — С дороги.

— А ты сдвинь меня.

По навершию моего посоха с треском запрыгали искры. Швея тряслась, как припадочная. Гарольд был выше меня на две с половиной головы, втрое шире в плечах и весил, наверное, вчетверо больше — но его посох был сломан.

— Сядь на место, Гарольд.

Он прищурился:

— Оружие? Против меня?

Выдерживать его взгляд было непросто, но я заставила себя не отворачиваться.

— Быстро он тебя обучил, — не то сказал, не то выплюнул Гарольд. — Достойная ученица некроманта.

— Сядь! — прошипела я. От несправедливости его слов мои щёки вспыхнули почти так же ярко, как навершие посоха.

— Хорошо, — сказал он неожиданно мягко. — Попробуй. Попробуй привлечь этих людей на свою сторону. А я посмотрю.

Он вернулся на своё место. После столкновения с ним у меня почти не осталось сил на то, что я должна была сделать; десять человек смотрели на меня напряжённо, недоверчиво, возмущённо, презрительно…

— Хорошо, — сказала я. — Начнём с Королевы Тумана.

Я знала, что будет непросто, но представить не могла, что рассказ будет стоить такого труда. Я постоянно путалась, возвращалась, повторялась; я давала себе слово не размениваться на обвинения и жалобы, но эмоции захлёстывали меня, и несколько раз я чуть не заплакала.

Я рассказала им о Королеве Тумана, я напомнила, сколько бед из-за неё случилось, пока Королевство странствовало между мирами в поисках нового места для жизни. По глазам стражников я поняла: Королеву они помнят. Кое-кто вспомнил даже Эдну; Александр изменился в лице, услышав её имя. Мне очень хотелось прерваться и расспросить его, но я боялась остановиться — боялась, что закончить мне не дадут.