Юрий Никитин - Уши в трубочку

Минотавр повис на краю барьера, я ухитрился ухватиться за обломок с другой стороны пролома. Поврежденная доска сразу же начала потрескивать и прогибаться.

– Что, – прохрипел он, – плохо быть сверху, когда никого нет снизу?

– Я тебя достану, – пообещал я.

– Виси, виси, – посоветовал он. – Пока висишь, ты такой миролюбивый…

– Кто над нашим миролюбьем посмеется, тот кровавыми слезами обольется. Тебе зачитать права аль сразу шею ломать?

– Повышая голос, – ответил он нравоучительно, – понижаешь интеллект…

Он с трудом подтянулся, начал выбираться наверх, я услышал треск. Лицо минотавра перекосилось, он панически взглянул на обломок доски, за который держался, начал карабкаться выше, но потревоженные доски зашатались. Минотавр вскрикнул, я видел, как незаметная трещина превратилась в черный разлом, обломок остался в руках минотавра, донесся крик:

– Да будь ты…

Я подтянулся, начал вылезать, моя доска оказалась покрепче, проследил взглядом за минотавром, внизу вовсе не отвесная пропасть, а склон, хоть и довольно крутой, тело минотавра уже не тело, а веретено с размытыми очертаниями.

– Да что за жизнь, – прошептал я в отчаянии, – что на мне: штаны с чужого плеча? Или рожа крива?

Я спрыгнул, некоторое время стремительно съезжал по склону на спине, по траве почти как по снегу. Попался камень, копчик взорвался болью, меня подбросило, небо и земля поменялись местами, а потом несло, крутило, швыряло, подбрасывало, с силой било о землю, иногда несло юзом, но чаще по методу: голова – хвост, голова – хвост…

Минотавр далеко внизу упал и лежит недвижимо. А меня все еще подбрасывает, катит то с боку на бок, то через голову, иногда делаю в воздухе двойное или тройное сальто, падаю на жесткую землю по касательной, глаза уже закрыл, но все равно голова шла кругом, потом бежала, затем замелькала с космической скоростью.

Последний удар, дыхание вылетело со всхлипом. Тело осталось распластанное, как у раздавленной лягушки, но сам я еще кувыркался, крутился, меня переворачивало, и я, пытаясь удержаться, в самом деле начал переворачиваться с одного помятого бока на другой, вовсе избитый.

Рядом нечто хрипит и стонет. Я открыл глаза, это минотавр, зеленый, как с летающего блюдца, тоже пытается удержаться на бурно вздымающихся неподвижных волнах. Приподнялся на четвереньки, его вывернуло наизнанку. Я брезгливо отодвинулся, хотел просипеть что-нибудь язвительное, но тошнота подступила к горлу с такой силой, что едва не начал блевать, как этот придурок.

Минотавр наконец сумел воздеть себя на ноги. Его раскачивало, вело из стороны в сторону, как вдрабадан пьяного. Он попятился, стараясь удержать равновесие, упал, но заставил себя подняться, побежал неверным семенящим шагом дряхлого старца.

– От меня не уйдешь… – прошептал я, но получилось молча, а тошнота ударила уже в голову, я стиснул зубы и настонал.

Он добежал до заборчика, с трудом перелез, кинулся к коням. Я выругался, кое-как поднялся на дрожащих, как у двухнедельного щенка, ногах. Меня вело из стороны в сторону еще сильнее, чем минотавра, ему легче, выблевался, но невероятным усилием воли я заставил себя двигаться к лошажьей изгороди.

Послышался тонкий крик, я перевалился на ту сторону и увидел бегущего ко мне карлика. Нет, он бежал не ко мне, к минотавру, и не карлик, а жокей, в эту странную профессию подбирают вот таких мухачей, чтобы вроде и человек, и в то же время конь бежит налегке, ну как в фигурном катании партнерша всегда заморенная первоклассница…

Минотавр кое-как вскарабкался на коня, отпихнул ногой подбежавшего инструктора, конь с готовностью встал на дыбы и тут же пошел крупным галопом. Минотавр каким-то чудом удержался, хотя и лег пузом, обхватил конскую шею обеими руками. Я зарычал, жокей в страхе повернулся ко мне, отпрянул:

– Это наши кони!

– Ликбезный мой друг! – сказал я, как гордо говорили комиссары. – Делиться надо!

Кони не разбежались при моем приближении, подняли головы и смотрят с любопытством. Я попытался поставить ногу в стремя, но обнаружил, что стремени нет. И седла нет. И вообще все кони голые, в чем мать-кобыла родила.

– Вы не имеете права! – прокричал сзади жокей, но с места благоразумно не сдвинулся.

– Сейчас все имеют право, – ответил я. – Как хотят, так и имеют.

– Но как вы можете…

– А вот так, – объяснил я. – Взять и поделить!

Ухватившись за гриву, кое-как забросил себя на высокую, как у слона, конскую спину. Конь тут же пошел шагом, грунью, рысью, затем галопом, но все не в ту сторону, и пока я этому балбесу объяснил, фигурка минотавра с его более сообразительным конем уменьшилась вдвое, словно я пользовался зумом.

– Я вызову полицию! – донесся воплик.

– Не нервируйте меня! – огрызнулся я. – Мне скоро негде будет прятать трупы!

Конь наконец сообразил, что надо догонять того первого, что перемахнул изгородь, всхрапнул, грива ударила меня по лицу шелковой волной. Ветер засвистел в ушах, словно лечу в автомобиле с открытым верхом. Я корячился изо всех сил, мускулистая спина бьет в зад с неожиданной силой, снизу грохот копыт, будто работает камнедробилка.

Минотавр послал коня в сторону шоссе, я застонал, но мой конь все понял, сказал мне на своем конском языке что-то вроде «храбрись, догоним», я мысленно обругал дурака, застоялся за изгородью и мечтает о приключениях, а мне бы только не сползти с прыгающей спины, как это в старину на таком сидели, да лучше пешком с палочкой.

Конь явно чувствовал себя оскорбленным, что другой конь впереди. Понесся, раздувая ноздри, всхрапывал, йотом уже храпел, бока начали покрываться мылом, а с губ срывались клочья желтой пены, но пер и пер, вот откуда у некоторых автомобилистов это нежелание признать, что кто-то даже на Кольцевой дороге может быть впереди, вот откуда эта жажда гнать так, чтобы все остальные позади… эти герои произошли не от обезьян, как торкесса, и не от медведей, как вот я, а от лошадей…

Мы приближались, то ли у минотавра конь послабее, то ли тот конь решил нам подыграть, а то и схалтурить, подождать дружбана, чтобы потом бок о бок. Я постепенно настигал, минотавр оглянулся, в глазах затравленное выражение, остервенело бил пятками в бока.

Я крикнул предостерегающе:

– Споткнется!.. У него ног слишком много!

Он огрызнулся:

– Твой малолетка сейчас упадет!

– А твой старый конь борозды не портит… но и не глубоко пашет, верно?

Я поравнялся с ним, хотел привстать на стременах и красиво прыгнуть на круп его коня, а там сзади применить удушающий прием, но вспомнил, что седло так и не появилось, обычно забываю, а тут не появилось, и все, к тому же сам вспомнил, никому не пришлось подсказывать, просто перегнулся в сторону минотавра, цапнул за рукав и сильно дернул на себя.