Василий Сахаров - Степные волки

— Что? — шепчет он.

— Вдоль забора охрана, три десятка бойцов, спят крепко, — отвечаю ему, — повозки во дворе, под ними возницы, пусть живут. Сам хозяин почтовой станции с семьей, внутри, в дальней угловой левой комнате, их тоже не трогайте. В большом зале, прямо от входа, еще полтора десятка охранников и главный, он наш.

— Собаки?

— Будут молчать, только близко к ним не подходите.

Кривой Руг вышел в круг света от факела, дал отмашку всем своим бойцам, и они, врываются внутрь. Начинается бойня, которая нас не касается, и мы втроем стоим в стороне, только наблюдая. Наш черед придет, когда главного над караваном брать будем. При нужде, могли бы и сами зачистить всех охранников во дворе, силы теперь есть, но нам работа еще найдется, а тех же разбойников, так и проверить надо. Вот, один боец бордзу все же перебарывает свой сон, чует беду, а может быть слышит предсмертный хрип своего товарища, пытается подняться, но не тут-то было, на него наваливается здоровеный наемник, прижимает к земле и режет как барана. Пять минут прошло, а то и меньше, во дворе остались только наши отрядники и обозники, некоторые из которых уже проснулись, но не шумят, видно опытные дядьки, жить хотят.

— В помещениях сами все сделаете? — спрашивает Кривой Руг, подходя к нам и обтирая свой меч.

— Сами, — утвердительно киваю я, и мы направляемся к крыльцу, вокруг которого, с оружием наголо, стоит наш десяток.

Открываю дверь, которую, давно не смазывали, и она противно скрипит. Кто-то ворочается на полу, и я, делаю шаг вперед, все остальные за мной. В углу топчан, на нем спит рахдон, тварь ненавистная, именно он командует караваном, и он еще какое-то время поживет, в отличии от своих охранников. Наклоняюсь к одному из тех, кто лежит на полу, и резким взмахом боевого ножа вскрываю ему всю гортань, он хрипит, дергается, но мой сапог упирается ему в грудь и не дает пошевелиться. Курбат и Звенислав пристраиваются рядом, и еще два трупа. Наши парни, бывшие оборвыши штангордские, присоединяются к нашему делу. Опять мелькнула мысль о волках, которые точно так же приучают свой молодняк к охоте, извечный метод обучения — делай как я. Как же все-таки люди похожи на серых хищников.

Вот и сделано, что задумано, и здесь все мертвы, кроме нас и рахдона, разумеется. Пол залит кровью, запах спертый, дрянной, но наши "гвардейцы босяковые", все же опробовали себя в деле. Позже, возможно, кому-то из них станет плохо, муторно, но вряд ли и, скорее всего, они отнесутся к этому событию как к работе. Наши парни зажигают в комнате свет, Курбат и Звенислав вяжут проснувшегося рахдона, а я иду по небольшому коридорчику к комнате, где живет почтовый смотритель. А вот и она, дверь в комнату, и даже не прикасаясь к ней, я знаю, что она заперта изнутри. Прислушиваюсь, хозяин не спит, и остальные, кто с ним рядом, они тоже не спят, боятся. Почему, ведь нас они услышать не могли, комната угловая, глухая, без окон и форточек? Не знаю, но скорей всего, ожидали какой-то пакости от своих постояльцев. Ну-ну, сидите мыши тихо, такова ваша жизненная юдоль.

— Хозяин, — окликнул я тех, кто заперся в комнате.

— Что-о-о? — раздался изнутри испуганный голос.

— Меня зовут Пламен, сын Огнеяра. Мы захватили караван с золотом и к утру уйдем, ты остаешься жить, так же как и возницы повозок. Чуешь, что говорю?

— Да-а-а, понимаю.

— Появятся рахдоны, передай им, что бури вернулись.

— Все сделаю, — ответил дрожащий голосок. — Только не убивайте.

— Кому ты нужен, подстилка рахдонская, — пробурчал я сам себе, возвращаясь в общий зал, где было светло почти как днем, а наши парни шустро оттаскивали тела охранников каравана в угол.

Рахдон, серолицый толстяк, с отвисшими губами и помокревшими ночными штанами, сидел привязаный к высокому стулу. Мы чуяли его прямо-таки животный ужас, и запах, еле уловимый запах чего-то настолько противного, что нас чуть на изнанку не выворачивало. Что это такое, мы не понимали, но зверь, сидящий в глубине каждого из нас, чуял запах своего старого и исконного врага. Ничего, пока перетерпим, а там разберемся, что это такое.

— Вы напали на отряд под знаменем серого дракона! — выкрикнул рахдон, все же пытается держаться, сволочь. — Меня зовут…

Курбат ударил его по толстым губам тыльной стороной ладони, разбивая их в лепешку, и сказал:

— Нам все равно, как тебя зовут.

— Это точно, — подключился Звенислав. — Мы просто хотим тебя попытать.

— Ну, — я пожал плечами. — Не любим мы ваше поганое племя.

Караван-мастер, так называлась должность рахдона в официальных бумагах, сглотнул кровь набравшуюся в рот и прошамкал:

— Хто вы?

— Бури, — Курбат посмотрел ему прямо в глаза, — слышал про таких?

— Их же не осталось, всех извели, — страх отразился в заплывших жирком, глазенках-пуговках рахдона.

— А вот и не всех, — горбун продолжал всматриваться в глаза караван-мастера. — Мы пришли мстить, и ты первый, кто нам попался. Ты представляешь, что мы с тобой сделаем?

— А-хх-рр, — неожиданно захрипел наш пленник, резко дернулся всем телом с такой силой, что сломал крепкий дубовый стул, к которому был привязан и, почему-то, помер.

— Чего это с ним? — спросил я Курбата.

— Вот, гадина, — горбун привстал и пнул мертвеца в живот, — подох. У него вроде, как сердце остановилось. Похоже на такое.

— А-а-а, ладно, — усмехнулся Звенислав, — не очень-то он нам и нужен был. Айда во двор, добычу смотреть.

Мы вывалились толпой во двор яма, и обомлели. Никогда не видел столько золотых слитков, да мы их и не видели никогда до этого момента, если быть совсем точным. Наемники Кривого Руга вскрывали опечатанные ящики на повозках, и вываливали все добытое в центр двора, куча росла, и здесь было явно больше, чем полтонны, хотя, могли бы и раньше об этом подумать. Девятнадцать повозок, на каждой по двести слитков по килограмму каждый, в окованных железом ящиках. Итого: почти четыре тонны драгоценного металла. Откуда? Ответа нет, бумаг и накладных нет, охрану изничтожили, караван-мастер помер. Ой-е, и чего делать теперь? Вот ведь как случается, мало добычи, плохо, а много, опять ничего хорошего.

— Что делать будем, Кривой? — спросил я пахана, тоже ошалевшего от того, что он увидел.

— Не знаю, — он, как обычно, почесал затылок. — Заберем сколько можно, и бежать, пока при памяти и след чистый.

— И сколько забрать сможем?

— На каждую вьючную лошадь предлагаю по пятьдесят килограмм кинуть. Сорок лошадей, больше с собой тянуть нельзя, не уследим за всеми и мобильность потеряем. Две тонны возьмем.

— Остальное бросать тоже нельзя, — заметил я.