ПВТ. Тамам Шуд (СИ) - Евгения Ульяничева
Были отчаянные, выходившие в такую пору на своеобычный промысел: подбирали осколки корабелл, мародерили, обирая убитых варом, ставили ловушки на мелкие сферы. Позже кололи их, облатку сбывали на черных рынках, жидкую сердцевину запечатывали и продавали отдельно.
Правду сказать, на Хомах, в руках людей, сферы не жили. Начинка их сперва была розовато-прозрачной, чуть вязкой, пахла розовой водой и перцем. Говорили, что охотники до вечной красоты ценили эту субстанцию выше многих средств. Вот только долго она не жила, начинала чернеть, мутнеть и сгнивала за неделю. Лишь скорлупа оставалась хороша; сохлая же за прочность и лепость ценилась доспешными мастерами Хома Мастеров.
Плотников краем глаза приметил группу оживленно перекликающихся на риохе ребят. Простая одежда, вытянутые поперек спин ножны с рабочим орудием, похожим на гибрид гарпуна и зацепа. Скакуны-поскакушки. Беззаконные воры Лута, бьющие в сезон и псов окко, и телей, и сферы. Михаил их презирал. Нет благородства в победе над тем, кто не может по слабым силам дать отпор: над ребенком, стариком, животным ли.
Странные чувства в нем боролись, и довлела стыдная радость. Это не делало Иванову честь, но… Вар пришел. Значит, они не могли прочитать карту в Луте. Значит, Лин не сможет уйти на свой Хом. Значит, у них есть еще… пара дней точно.
Значит, он мог быть спокоен.
***
— Это опасно, даже я говорю тебе — это опасно, — в ажитации Нил свистел, как закипающий чайник.
У Михаила был такой, с интересным приспособлением на носу. Лин старался снять его с огня до апогея кипения. Пронзительный звук напоминал ему крик животного и был мучителен.
После грандиозной новости, принесенной Михаилом, Нил не успел перевести дух и расслабиться. Первый решил обернуть вароток в свою пользу.
А именно — идти вместе с поскакушками. И надо было Крокодилу на радостях разболтать впечатлительному и решительному мальчишке об отхожем промысле этих локо! Чем их подкупил белолобый, осталось загадкой. Едва ли парни согласились подвезти красавчика по доброте душевной.
Теперь они шептались в темноте коридора, пока Иванов мирно давил подушку. Подлинно, как любовники.
— Нил, — Лин прихватил его за рукав, притянул к себе, — все будет в порядке. Ты говоришь, они уже были в Луте в сезон вара?
— Типа. Этим кормятся. Но никто не застрахован, знаешь, сколько таких бьется?!
Лин только вздохнул прерывисто. Его мучила необходимость уходить так — воровским обычаем, под укровом темноты. Не попрощавшись с Михаилом. Не пожав на прощание крепкой руки.
Но Иванов уже спал, убаюканный ночным дождем, уверенный — карту они будут играть позже. В открытом Луте.
Они с Нилом обманули хорошего человека, и Лина почти физически тошнило от этого.
— Удержи его. Пожалуйста. Я знаю, ты умеешь говорить.
— Я-то умею, но вот умеет ли он слушать — большой вопрос, — закатил глаза Нил.
Лин выглядел подавленным. Крокодил смягчился.
— Да объясню я ему, не убивайся так. Вали. И будь осторожен с этими ублюдками.
Лин кивнул. Порывисто обнял Нила.
Крокодил похлопал его по спине, легко взъерошил волосы.
И отпустил.
***
Михаил проснулся от смутного, гадкого чувства тревоги. Так бывало, вскидывался в прошлой жизни — когда ходил на корабелле, и беда готовилась их приветить.
Дождь умолк.
В комнате было тихо — слишком тихо для троих. Лин, бывало, бормотал во сне, стонал, дергал ногами или руками, как игрушка пьяного кукольника. Но ловец, подарок Иванова, каждый раз аккуратно пристраивал в изголовье. Михаил приподнялся на локтях, настороженно вгляделся. Первый, кажется, крепко спал; в полутьме было плохо видно. Однако Михаил успел запомнить, как Лин лежит обычно: и с этим был рассинхрон.
Плотников спустил ноги на пол, в течение сквозняков. Скользнул рукой под подушку, пальцы обхватили шершавую рукоять револьвера.
— Тише, — сказали ему из полутьмы, — уже поздно подрываться.
— Что…
Михаил понял. Негромко зарычал.
Прыгнул к двери, но его броском перехватил Крокодил.
— Спокойно, Ледокол, — пропыхтел, не давая высвободиться, — мальчишка уже далеко. Не рекомендую соваться следом. Там, где они пройдут, ты встрянешь.
— Какого… Какого?! — взъярился Михаил, одним рывком освобождаясь из цепких объятий Крокодила.
Отшвырнул его, как медведь пса. Нил упал на зад, щелкнул зубами.
Михаил опасно надвинулся, закричал-зарычал в полный голос:
— Какого лешего?! Ты позволил ему уйти в ночь, в кипень, одному?!
— Да! Позволил! — Огрынулся Нил. — Знаешь, почему?! Потому что он единственный, кто сможет добраться до Хома Полыни и выжить там!
— Он мальчик!
— Он Первый! Упертый ты Иванов. К тому же он не один, а с попрыгунами! Для тех вар что мамкины руки, доскачут!
— Браконьеры?! — Михаил почувствовал, как волосы на затылке и холке встают на дыбки. — Да как им можно доверять?!
— Никак, — фыркнул Нил, — доверять вообще никому нельзя. Кроме тебя, похоже. Прежде чем продолжишь орать, знай: Лин так поступил, потому что за тебя боялся, медведь ты косолапый.
Оба помолчали, переводя дыхание
— Я иду за ним, — произнес Михаил устало. — Потому что его дорога — моя дорога. Одна на двоих.
Нил ощерился, блеснул глазами:
— Что же тебя так приморозило-то? Или ты Луту обещался?
Михаил ожидаемо не снизошел до ответа. Нил покрутил башкой.
— Я пас, — твердо объявил. — Гоняться за мальчишкой Первых по кипящему Луту — Иванов, за кого ты меня принимаешь?! Я, может, и придурок, но не самоубийца!
— Тогда прощай.
Иванов и впрямь развернулся спиной, без лишних слов принялся собирать вещи. Немного их было — сумка, оружие.
Хлопнула дверь.
Нил высунулся из окна, цепляясь когтями за притолоку. За зонтегом шарашило. Надо было быть настоящим безумцем, чтобы рискнуть идти теперь…
Крокодил догнал Михаила, когда тот с каменным лицом направлялся к воронке. Шел быстро, а Нилу спину оттягивал кофр.
О, ни одна виолончель не весила столько, сколько то, что имело ее обличье…
— Во-первых! — прокричал. — Никто, ни за какие лутоны, не возьмется везти тебя в кипень!
Михаил не сбавил шаг.
— Во-вторых! — продолжал надрываться Нил. — На корыте типа веллера ты в лепешку размажешься о первую же сферу.
Михаил и бровью не повел.
— В-третьих! Твоя смерть ляжет невыносимым грузом на плечи Лина и испоганит ему всю оставшуюся жизнь! А я уж позабочусь, чтобы он знал, по чьей вине ты сыграешь в ящик!
Михаил остановился. Нахмурился, потемнел лицом. Стиснул ремень сумки так, что костяшки побелели. Нил мысленно себя похвалил и поздравил.
