Инесса Ципоркина - Власть над водами пресными и солеными. Книга 2

— А как? Научи меня, пожалуйста, объясни, я пойму! — меня охватывает безнадежность и… злость. Кажется, так бы и воткнула ему в глаз черную, тяжелую мизерикордию, которая, как живая, шевелится у меня в ладони, хотя еще секунду назад руки мои были пусты.

— Зло. Можно. Развеять. — Мореход чеканит слова, они падают в мой разум, точно дробины в песок. — Разделить на частицы и развеять. Нельзя победить ВСЁ зло мира в лице какого-то монстра. Или даже целой армии монстров. Разбей его. Распыли. И убей постепенно.

Я замираю. Ах, вот как? Опять пороть-вышивать? Ну да, опять. И опять, и опять. Нет других средств против зла, кроме нудной, муторной работы, обещанной Ланселотом* (Персонажем сказки Е.Шварца «Дракон» — прим. авт.)…

И тут Каменная Морда… лопнула. Вскрылась изнутри, точно каменный фурункул. Мы прикрылись руками, ожидая, что нас накроет огненными брызгами. Ан нет, уцелели. Из проема, щетинившегося оплавленными каменными стрелами, деловито вышла та странная женщина, Ася. Из чего они там созданы, в нижнем мире? Прямо из магмы выныривают — и хоть бы вспотели…

Ася оглядела нас с безнадежностью во взоре. Или с ужасом? Ну что такого страшного в паре монстров, приготовившихся к битве со злом? Я самодовольно ухмыльнулась. И тут же одернула себя: герои гибнут, когда… Дальше вы знаете.

В глазах Аси был совсем другой страх. Она глядела так, словно мы все (и она в том числе) смертельно больны. И лишь чудом не отдали богу душу. Но чудо — совсем слабенькое, ненадежное, ему нас не вытянуть…

— Да говори уже, что случилось! — не выдерживаю я.

— Нельзя туда, — замогильным голосом произносит Ася. — Вас убьют. Обоих. Я знаю.

— Что именно ты знаешь? — мягко спрашивает Дубина, берет Асю за руку и усаживает на валун у озера. А зеркало, созданное Кордейрой, все висит над нашей четверкой, призывно переливаясь. Но никто уже не смотрит в его сторону.

— Я видела… — Ася задумывается, — ну хорошо, пусть будет сон. Подробностей вам знать не надо, но только обстоятельства у моего видения… впечатляющие. — Она набрирает в грудь воздуха и излагает красочные подробности: мое тело, пригвожденное к стене драконьей лапой, бьющее ногами в предсмертной судороге, Дубина, со вспоротым животом ползущий под драконьим локтем к верному, но совершенно бесполезному мечу, наша с ним кровь, стекающая в темное озерце у подножия стены… Смерть, смерть, всюду смерть. Бесполезная, мучительная, героическая. Вижу, как рука Геркулеса ложится на еще целый живот — и невольно подношу руку к шее, которой так скоро предстоит быть раздавленной… а кем, кстати, раздавленной?

Если нам светит столь незавидная участь, хотелось бы знать имя победителя! Судя по лапе, это дракон. Судя по составу выбывших из игры — не я и не Дубина. Неужели…

При мысли о том, что МОЙ дракон в этой битве участвует на стороне зеркального эльфа, страшная судорога сдавливает горло и сводит грудь. Не хочу думать о ЕГО предательстве. И не могу не думать о нем. Я за свою жизнь перевидала стольких предателей — и, вопреки моим детским убеждениям, далеко не все они были дурными людьми. Многим просто не хватило сил вовремя выбыть из игры. Тем самым надежным способом — вися на стене или ползая по земле с выпущенными кишками.

Рука, по-прежнему ощупывая горло, натыкается на что-то острое. Ах, да, это же мой воротник, украшение и оружие ламии! Я все еще в теле Черной Фурии, ярость еще поет во мне свою бодрящую песню, я еще готовлюсь дорого продать свою жизнь… Но безнадежный Асин взгляд — как ледяная полынья. Никакая ярость не согреет целую реку черной, тяжелой воды.

— На подвиг изготовились, дети мои? — спрашивает нас она — не то укоризненно, не то саркастически. — На подвиг, я же вижу. Во всей стихийной красе — воздух, вода, огонь… земли только не хватает.

Я усмехаюсь. И правда! Королева Вод, воздушный марид и я — ламия или дракон, неважно — в качестве огненной стихии. Боевое стихийное подразделение, блин.

Вот только Асе не до смеха. Ее лицо каменеет. Точно раскаленная магма, из которой она пришла, осталась на коже, а теперь понемногу остывает, сковывая женщину непроницаемым панцирем. Она медленно, с усилием поднимает руку, останавливая расспросы. И мы замолкаем.

— Это… которое за зеркалом, — произносит Ася, роняя слова, будто куски камня, — не мать никому из нас. Ни тебе, Хасса, ни мне. Это было заблуждение. Это было вранье себе. Это была попытка отвертеться.

— Отвертеться? От чего отвертеться? — спрашивает Кордейра. Почему она, не я, задает этот вопрос? Наверное, потому, что я начинаю понимать, о чем речь.

— От самой изматывающей работы, девочка, — отвечает Ася. Да. И снова я понимаю, что она имеет в виду. — Если эта жирная тварь — не заколдованная тщеславная бабенка и не пролезшая из зазеркалья магическая нечисть, то плохо наше дело. Испорченного заклятьем можно расколдовать… или убить. То же и с фэйри, зеркальные они или не зеркальные. И мы бы так и сделали, будь наш противник человеком или эльфом. Мы бы убили его, не покупаясь ни на просьбы о пощаде, ни на нытье "Четверо против одного — нечестно!". Я первая воткнула бы ему нож в спину, если б смогла к той спине подобраться. Зарезала бы спящим. Зарубила бы в церкви. Нет у меня отвращения к бесчестному убийству. Не заложено оно в меня. Не рыцарского сословия, чай. И вы все, — она обводит нас глазами, задерживая взгляд на Геркулесе, на его бывшем высочестве Эркюле, — подчинились бы моей воле и присоединились ко мне. Потому что сохранность мира, в котором живешь, важнее благородных поз и высокопарных слов. В реальном мире это понимают. Хотя многие ненавидят себя за такую понятливость…

— А в каком мире мы? — осведомляюсь я, пока Геркулес и Кордейра мучительно решают про себя, стали бы они резать сонного зеркального эльфа или нет. Мне-то решать нечего. Я с Асей одной породы. Если есть возможность убить спящего, я так и делаю. Это гораздо лучше, чем под окнами трубить, вызывая на честный поединок при свидетелях. Тьфу, позерство какое.

Зато фраза про реальный мир задевает меня сильнее, чем рассуждения (к тому же совершенно бесполезные) о том, как бы мы его убили, это чудовище, окажись оно у нас в руках, всей своей расплывшейся в блин тушей.

— В каком мире мы? — повторяю я. Ася молчит. Я жду. Я не дам никому вклиниться с расспросами и отвлечь эту бабу, которая знает нашу вселенную лучше, чем кто бы то ни было, по ту сторону зеркала или по эту. Мне необходимо узнать, где я нахожусь, и я добьюсь ответа. — Что это за место?

— Я его создала. — Ася бросает мне короткую фразу, точно кость, и отворачивается, боясь встретиться со мной взглядом.