Александр Абердин - Парадиз Ланд 2-1
- Ну, и что ты этим доказала? - Внезапно, рассмеявшись, он рванул вперед и выкрикнул - Только то, что ты никакой не экстрасенс, Зоенька! Кто угодно, фея, волшебница, хоть сам ангел небесный, но только не экстрасенс! Этим аферистам такие чудеса не по зубам будут, дорогая.
Муза уныло махнула рукой и сказала:
- Ладно-ладно, успокойся, Гришенька, я действительно не экстрасенс, а самая обыкновенная глупая муза из Рая. Так что зови уж лучше меня моим настоящим именем - Эрато. Ты хоть помнишь о том, что когда-то, в древние времена, Грециии, на Олимпе, жили такие магессы, - музы?
Лихо подрезая какую-то иномарку, Григорий степенно ответил, восхищенно поглядывая на девушку:
- Всех, не помню, но Мельпомену, Терпсихору и тебя, я точно помню. Про тебя ещё Высоцкий пел: - "Эрато виновата...", только вот не помню в чем.
Эрато ревниво поморщилась, услышав о том, что в Зазеркалье так хорошо знают сварливую Терпсихору, но уже в следующее мгновение улыбнулась счастливой улыбкой и сказала:
- Ну, что же, мой верный рыцарь, душой ты светел и честен, хотя и гневлив, а раз так, то служить тебе отныне не всяким засранцам, вроде всех этих ваших правителей, а нашим Создателям. Ну, а пока мы с тобой не изловим этого черного Василиска, ты будешь служить лично мне и душой и телом.
На этот раз муза, которой было приятно видеть то, как в пламенной душе этого парня вспыхивают золотые и серебряные искры, специально упомянула о теле. Они подъехали к ярко расцвеченному неоновыми огнями ресторану и Григорий Толмачёв, поставив машину на стоянке, вновь подал девушке руку, помогая ей выйти из машины. Как только изящная ручка Эрато оказалась в его широкой и жесткой ладони, он приник к ней своими горячими губами и пылко воскликнул:
- Эрато, ради тебя я готов пойти хоть в огонь!
С потрясающей грацией выйдя из автомобиля, солнечная девушка на мгновение прильнула к лысому следователю и, обняв его за шею, подарила ему быстрый, но очень страстный поцелуй. Принимая его руку, она сказала:
- Огонь меня совершенно не интересует, а вот ужин с шампанским и черной икрой, нам очень даже не помешает.
На входе путь Гришке Толмачу преградили два шкафа в двубортных костюмах с ручными детекторами. Тот, который был поздоровее, важно пробасил:
- Без галстука не пускаем.
Гришка сердито сунул ему на мгновение под нос свое служебное удостоверение и весело огрызнулся:
- Отзынь, шатун бешеный.
Битюг заканючил:
- Товарищ следователь, нас ведь с работы попрут, мы, как-никак, фейс контроль осущестя... Опусещест... - Замялся он на трудном слове и сплюнув, наконец, выкрутился - Тьфу, ты, черт, проверяем, стало быть, кто мордой лица не вышел. Достаньте себе где-нибудь галстук и проходите спокойно.
Зорко осмотревшись вокруг, Григорий засунул руку в карман, нащупал в нем бумажник и выудил из него пяти-сотенную. Вложив её в нагрудный карман нудного амбала, он быстрым движением сдернул с него пестрый шелковый галстук и прорычал уже насмешливо-сердитым голосом:
- Вот иди теперь, и сам ищи себе галстук, да, не вздумай подносить ко мне свою пищалку, я при артиллерии.
Как раз такие пустяки охранников нисколько не волновали, а потому Григорий и Эрато, наконец, смогли беспрепятственно пройти в ресторан, где всю ночь до утра имели обыкновение гулять одни только братки и самые крутые бизнесмены нефтяной столицы России. Первых Толмач открыто презирал, а перед вторыми никогда не юлил и на задних лапках не ходил, прекрасно помня то, кем они были всего каких-то лет десять назад. Была бы дадена команда, первых он быстро определил бы за решетку, а вторых мигом вывел на чистую воду, но всех их держали на коротком поводке, словно цепных псов, и команду давали только в том случае, когда начальство хотело включить свой доильный аппарат.
Хотя народу в ресторане было довольно много, столик ему быстро нашли и в довольно хорошем месте, рядом с эстрадой, на которой лихо вертелась вокруг полированного латунного шеста, весьма недурственная собой, стриптизерка. Посадив Эрато лицом к сцене, Григорий демонстративно сел к голой красотке спиной и в том не было никакого позерства. Ему действительно гораздо приятнее было смотреть на эту девушку, чем на то, как голая девица полировала своим телом и без того блестящий шест. Муза оценила это по достоинству и улыбнулась ему обворожительной улыбкой, отчего душа Гришки Толмача ушла в пятки. Вскоре к их столику подошел официант и он, взяв у этого парня, выряженного в какую-то куцую униформу кирпичного цвета, меню, отдал его Эрато. От соседнего столика, стоявшего в паре метров, к Григорию повернулся какой-то богатый керосинщик и, с вежливой улыбкой поклонившись его девушке, негромко спросил:
- Эй, Толмачев, как там продвигается дело этого маньяка, Василиска? Скоро вы его поймаете?
- А ты кто такой будешь, чтобы интересоваться ходом следствия? - Сузив глаза от бешенства, злым голосом спросил керосинщика вместо ответа - И вообще, откуда тебе известны такие подробности? Ты, часом, сам-то, того, малолетками не интересуешься? А то от всех вас такой смрад идет.
Керосинщик смутился и шепотом стал оправдываться?
- Григорий Вадимович, да, вы что... Я потому вас об этом спросил, что дочку моего инженера, Светочку Тытртышную этот гад убил. Мы тут про меж собой малость побазарили и решили награду объявить в полмиллиона баксов, если кто следствию помочь решит. А братки, говорят, те его уже давно приговорили только и ждут дня, когда вы его на кичу кинете.
Толмачев немного подобрел и уже вполне мирно ответил мелкотравчатому нефтяному магнату:
- Ладно, керосиновая душа, ты продолжай сливать мазуту в трубу, а я своим делом буду заниматься, а сейчас дай мне спокойно поужинать с моей девушкой.
Ужин прошел в самой спокойной и непринужденной обстановке. Ресторан и то, как в нем готовили, Эрато понравился, а после ужина они пошли в казино, но Григорий играть в рулетку не стал, сказав музе, что он не любит испытывать судьбу и смотреть на то, как по кругу носится этот крохотный шарик, суля кому-то выигрыш, а кому-то проигрыш. Зато она поставила три раза подряд на красное и выиграла. Этого ей вполне хватило для того, чтобы удовлетворить своё любопытство.
В начале третьего они подъехали к дому Григория, и тому сразу же стало тоскливо. После размена ему досталась хотя и довольно большая, но жутко обшарпанная и грязная однокомнатная квартира, в которой из мебели у него был только старый продавленный диван, платяной шкаф, времен Очакова и покоренья Крыма, да, колченогий стол с парой табуреток, и ему было стыдно вести туда такую удивительную девушку. Хорошо ещё, что он купил в ресторане четыре бутылки шампанского и всякой закуси, а то ведь у него в холодильнике только и было, что открытая банка шпрот и четыре сырых яйца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});