Кирилл Манаков - Вторжение

– Нет, Учитель, – Катерина опустила голову

Некоторое время он сверлил ее тяжелым взглядом, но затем, видя покорность, смягчился.

– Ты еще очень молода, девочка… ну, ничего, со временем ты все поймешь.

Учитель подошел к окну. Солнце уже осветило снежные вершины и скалистые пики восточных гор. Он с явным удовольствием полюбовался прекрасным, словно нарисованным помешанным на красоте живописцем, пейзажем, повернулся к женщинам, все еще стоящим на коленях и сказал.

– Сегодня день я проведу у вас. Кто из вас разделит со мной ложе?

Катерина посмотрела на мать, но та молчала, не выказывая никаких эмоций.

Учитель тихо рассмеялся.

– Сделаем так, вы обе будете на ложе со мной. Дети Создателя должны познать друг друга.

Он повернулся и уверено направился к высокой дубовой двери, ведущей в спальню, в ту самую, где некогда проводили ночи Великий Канцлер со своей прекрасной супругой. Женщины покорно последовали за ним. Учитель не удержался от улыбки. А ведь мать владеет искусством любви куда лучше дочери. Девчонка, правда, тоже горячая, с прекрасным телом, но опыт, и, главное, желание – все это приходит только со временем.

Дверь в спальню медленно закрылась. В бронзовых подсвечниках догорали остатки свечей. А солнце уже поднималось над горными вершинами, освещая лазоревое небо с легкими облаками.

XIX

Тихорецкий с трудом открыл глаза. Голова болела с такой силой, что временами перехватывало горло и становилось трудно дышать. Очень похоже на последствия воздействия Универсального Психокорректора типа УП-1М, он же "Упырь". Американцы называют свой аналог более наглядно – зомбиган. Препротивная штука надо сказать. Хорош, генерал, надо же было так прозевать. Коржавинские ребята молодцы, никто защитного шлема не снял, а ты-то, старый дурак, в кресло уселся, ножки вытянул… думал, если в бункере, так и не доберется никто? Как же, добрались и так шарахнули по мозгам…

– Здравствуйте, Александр Владимирович!

Тихоречкий зажмурился и потряс головой, пытаясь разогнать привести в минимальный порядок органы чувств. Сильно эти упражнения не помогли, зрение все равно осталось расфокусированным, но, по крайней мере, появилась возможность хоть как-то рассмотреть говорившего.

Ну, конечно. Кто бы сомневался. Заместитель Директора Главного Управления, генерал-лейтенант Семен Романович Воропаев, собственной персоной. Последний раз виделся с ним на совещании у Директора. Вопил, что Коржавин чуть ли не рукоприкладством угрожал, охрана еле оттащила. Пришлось объяснить, что если бы дело дошло до рукоприкладства, то никакая охрана ему бы не помогла. Раскатал бы полковник эту охрану как котят. Тихорецкий собрался с силами и прохрипел:

– Здорово, Сема. Все служишь?

Тот радостно закивал.

– Служу, Александр Владимирович, служу. Чего и другим желаю. А то вон как нехорошо получилось, – в его голосе зазвучало искреннее сочувствие.

Тихорецкий, приходя в себя, огляделся по сторонам. Перед глазами маячил какой-то туман, но зрение потихоньку восстанавливалось. И, кстати, стала понятен источник режущей боли в запястьях. Он сидел на жестком белом кресле, с руками, пристегнутыми к подлокотникам. А холодно – это потому, что с голым торсом, к груди прилеплены два электрода-передатчика, и, судя по ощущениям, такая же штука торчит прямо посередине лба.

Комната – небольшая, с прозрачными стенами, неплотно прикрытыми горизонтальными жалюзи. В посредине комнаты – зеленая медицинская кушетка, в углу – шкаф с медицинским оборудованием из стандартного комплекта полевого оперативного центра. Удобная, знаете, штука – и раненых на ноги поднимать, и допросы, если нужно проводить. Помимо Воропаева, в комнате еще пятеро: два тяжеловеса охранника, доктор и медсестра, и еще один человек, сидящий, заложив ногу на ногу, в кресле за спиной заместителя Директора. Впрочем, насчет доктора, это скорее одна видимость, какой это доктор, скорее представитель противоположной профессии. Тихорецкий посмотрел на свою грудь – судя по расположению электродов, с него пытались снять информацию. На жаргоне это называется "мозгодавилка". Не получилось, по-видимому.

– Знаете, Александр Владимирович, – сказал Воропаев, – давайте не будем терять время. Я задам вам несколько вопросов – и все, по домам разойдемся. Ладушки?

Ай, молодец, Сема. Ничего не вышло с допросом, когда дедешка-генерал находился в отключке после психоудара Упыря? Можно представить, как это происходило – задается вопрос, а упрямый Тихорецкий вроде как не слышит, роняет голову на грудь и закатывает глазки. Странно, правда? В умных книжках для служебного пользования пишут, что защиты от психокорректора и методов противодействия ему не существует, и что испытуемый должен, захлебываясь от радости, выкладывать все, что знает. А если использовать комплект "мозгодавилки", то тем более. Но вот, незадача… Сема, однако, хорошо книжки читал, а там написано, что в первые минуты после пробуждения психика остается податливой, так что, с вопросами стоит поспешить.

– Не получится, – сказал Тихорецкий.

Сказал, и удивился, как уверенно зазвучал его голос. Туман перед глазами рассеивался, картинка начала приобретать отчетливые очертания.

– Почему? – искренне удивился Воропаев.

– Не получится работать по стандартному протоколу психокоррекции, – уточнил Тихорецкий, – думаю, вы уже поняли, что в моих мозгах уже покопались специалисты, и установленные блоки вам не обойти. Во всяком случае быстро.

– Вы откровенны, генерал.

– Ничуть. Наверняка вы это знаете. Я опасаюсь, что вы опять начнете палить из "Упыря" и копаться в голове мозгодавкой. Не дай Бог, повредите что-нибудь.

Воропаев развел руками:

– Ну, Александр Владимирович, даже не знаю, что сказать… Неужели вы готовы сотрудничать?

– Что вы имеете в виду под сотрудничеством?

– Информацию, прежде всего информацию. Вы подробно отвечаете на несколько вопросов и спокойно уезжаете домой.

Тихорецкий секунду обдумывал ответ, затем миролюбиво произнес:

– Странная постановка вопроса. У меня нет, и не может быть секретов от Родины, – он интонацией выделил слово "Родина", и это не осталось незамеченным.

– Вот и прекрасно, – засуетился Воропаев, присаживаясь на стул прямо перед генералом, – мы же делаем одно дело…

– Именно… кстати, Директор в курсе всего происходящего?

– Конечно в курсе! Более того, он настаивал на проведении особых процедур, чтобы получить необходимую информацию как можно быстрее. Согласитесь, что ваши действия очень подозрительны, и я бы сказал граничат с преступными намерениями.