Филипп Керр - Джинн и воины-дьяволы

— Какая легенда?

Сестра Кристина замялась.

— Вы уж извините, — ответила она наконец и покачала головой. — Легенда недлинная, но здесь, в соборе, ее рассказывать не пристало. Я не могу говорить в этом месте о кардинале Марроне. — Она на мгновение задумалась, а потом предложила: — Встретимся через час в Академии. В зале двадцать три.

Галерея Академии оказалась на противоположном берегу Гранд-канала. Здесь хранится самое крупное собрание произведений венецианских скульпторов и живописцев. В зале номер 23 висели портреты усатых мужчин, сыгравших заметную роль в истории города. Были здесь несколько унылых венецианских герцогов, которых тут называют дожами; астроном Галилео Галилей; композиторы Вивальди и Монтеверди; печально известный вольнодумец и мемуарист Казанова; император Наполеон; поэт лорд Байрон и многие другие, о которых Филиппа и Джон с Финлеем никогда не слышали. Был здесь и портрет кардинала Даниеле Марроне, написанный в 1820 году. Именно перед этой картиной Нимрод с компанией и нашли поджидавшую их сестру Кристину.

— Вот как он выглядел.

Она указала на человека, облаченного в красные кардинальские одежды Римской католической церкви. Он стоял в библиотеке, на фоне дубовых полок и обшитых дубом стен, и читал фолиант, из которого свисала большая синяя шелковая закладка с золотым медальоном на конце. Статный, светловолосый, чуть лысоватый кардинал с ямочкой на подбородке.

— Это портрет кисти великого итальянского живописца Никколо Полло, — сказала она. — Прежде чем стать кардиналом, отец Марроне, а тогда он назывался еще отцом Марроне, был одним из моих предшественников — работал хранителем сокровищницы в соборе Святого Марка. Мне действительно было неловко вести искренний разговор о нем в стенах собора, для которого он так много сделал… но… Если уж совсем откровенно, он был не очень-то хорошим священником. Любил весело проводить время и не сильно утруждал себя духовными исканиями.

Отец Марроне был близким другом лорда Байрона, который считался человеком «безумным, вредным и опасным», — продолжала сестра Кристина. — Для священника подобное общение было особенно предосудительным. Они вместе пили, а потом с разбегу прыгали в Гранд-канал, чтобы проверить, кто быстрее его переплывет. Как и лорд Байрон, отец Марроне был отменным пловцом. Говорят, он мог задержать дыхание на целых четыре минуты, а еще он часто любил плавать по ночам. Всем было ясно, что продвижение по церковной службе у отца Марроне не заладилось. И все же в тысяча восемьсот шестнадцатом году он предпринял путешествие в Рим и вскоре после этого стал епископом. Почему — никто не понимал. И на этом он не остановился. Его очень быстро сделали архиепископом, а там и кардиналом. Поговаривали, он мог бы с легкостью сделаться и папой римским, но сам отказался, поскольку был слишком ленив. Кроме того, он стал настоящим богачом. За реставрацию собора Святого Марка, которая была предпринята в тысяча восемьсот двадцатом году, кардинал Марроне заплатил из собственного кармана. И снова никто не понимал, откуда на него вдруг свалилось все это богатство. В Венеции много тайн, и судьба кардинала — одна из них. Некоторые считали, что он обнаружил в соборе клад. Но все это домыслы, доказательств нет. — Она взглянула на Марко Поло. — Думаю, что раз, воскреснув в девятнадцатом веке, вы рассказали свою историю отцу Марроне, то он и нашел золотой слиток, который вы выронили.

— Конечно, — сказал Джон. — Достать вещицу со дна такому пловцу, как он, — раз плюнуть. Если он может не дышать четыре минуты.

— Вы сказали ему, в каком точно месте слиток упал в канал? — спросил Финлей.

— Ма certo! — воскликнул Марко. — Конечно. Он же священник, в конце концов. От священника никаких тайн быть не может.

— А если отец Марроне завладел золотым слитком, это объясняет его быстрое продвижение в церковной иерархии? — спросил Нимрод.

— Безусловно, — сказал Марко Поло. — Нет предела той власти, которой наделяет своего владельца золотой слиток. Сам я в свое время мог бы легко стать дожем Венеции. Если б захотел. Думаю, пять золотых слитков — одна из причин, почему великий Хубилай и впрямь был столь велик. Его власть всегда казалась немного нездешней.

— Тогда возникает следующий вопрос, — сказал Нимрод. — Если отец Марроне действительно заполучил золотой слиток, что же он с ним сделал?

— Возможно, ответ на ваш вопрос найдется здесь, — сказала сестра Кристина и перешла к соседней картине.

На ней был изображен Палаццо дожей. Золотое венецианское солнце заливало дворец, а перед ним стояли четверо крестьян и рассматривали очевидно бессмысленное математическое уравнение, написанное на одном из камней фасада:

— Это полотно Рикардо Фурбоджиджоне, — сказала сестра Кристина. — Считается, что художник изобразил Палаццо дожей, одну из главных достопримечательностей Венеции. Так называемый золотой дворец. Картина эта не считается особенно ценной. Многие утверждают, что она скучна. Но это полотно было сделано по заказу кардинала Марроне. И здесь в Венеции всегда говорят, что картина таит в себе великую тайну. Тайну кардинала Марроне. Конечно, изображение даже не вполне реалистично. Художник использовал отраженный от канала солнечный свет, чтобы дворец сиял куда ярче, чем это происходит на самом деле, даже в самый солнечный день. И краеугольных камней в здании на самом деле нет. Да и надписи такой на фасаде тоже не имеется.

— Если тут действительно изображены римские цифры, то уравнение не имеет смысла, — заметила Филиппа. — Одиннадцать плюс один равняется двенадцати, не десяти.

— Точно так, — сказал Нимрод себе под нос. — Любопытно.

— Черт, опять головоломка, — пробормотал Финлей.

— Золотое свечение дворца, похоже, тоже некоторый намек, — заметил Нимрод.

— Золото, — подхватила Филиппа. — Возможно, золотой слиток скрыт где-то там, внутри.

— По нижнему краю картины есть еще ряд цифр, но они почти неразборчивы, — сказала сестра Кристина. — К чему они, так никто и не выяснил.

— А это не шифр? — предположил Джон.

— По всей вероятности, — сказала сестра Кристина. — И разгадать его пробовали многие ученые. Но ни один не преуспел. Кажется, кардинал Марроне унес свою тайну с собой в могилу.

Они еще некоторое время рассматривали Палаццо дожей, а потом Нимрод вернулся к портрету кардинала Марроне. Остальные последовали за ним.

— Вот эта закладка в Библии кардинала… — задумчиво сказал Финлей. Он встал почти вплотную к картине, но так, чтобы не сработали музейные сигнальные устройства, и принялся старательно разглядывать закладку. — На ней что-то написано.