Ирина Суслова - Руны (СИ)

Чертыхнувшись, Ноа натянул на себя штаны и выбежал из спальни, стараясь, чтобы мысли за ним не успели. Он ворвался в свой кабинет и открыл бар. Чертов Дааф! Внутри не было ни единой бутылки!

Сальваторе пнул кресло и уже медленнее направился в столовую, задумчиво засунув руки в карманы. Но там его ждал сюрприз в виде брата, попивающего вино и читающего под небольшим канделябром книгу. Дааф удивленно поднял глаза, но ничего не сказал Ноа, а лишь кивком головы указал на противоположный стул. Сальваторе так же молча схватил бокал и, поставив его перед братом, уселся сложив руки на груди.

Дааф наполнил бокал и, отставив бутылку, вновь уткнулся в книгу. Кстати, Ноа и не знал, что его брат пользуется очками. Такие дефекты, как плохое зрение исправляется примитивнейшим заклинанием.

Он долго всматривался в лицо брата, пока не решился нарушить тишину:

— Ну, ты долго ещё будешь играть в молчанку?

Дааф поднял на него удивленный взгляд.

— А разве я один молчу?

Сальваторе устало потер лоб и облокотился на стол, сделав большой глоток вина.

— Ну, ты доволен собой, братец? — наконец-то произнес Дааф, сняв очки и отложив книгу.

— Не особо, — поморщился тот и они вновь умолкли.

Братья давно позабыли, как это, общаться без криков и ругани.

— Что так? — неожиданно усмехнулся Дааф, которому надоело буравить взглядом Ноа. — Пытаешься убедить себя, поддаться эмоциям это не страшно? А совесть все не успокаивается?

— Зачем ты мне это говоришь? — вскинулся Сальваторе-младший.

— Затем, чтобы услышать твои ответы.

— Что тебе дадут мои ответы? Хочешь услышать, что я сегодня погорячился с Раей? Да, возможно, но я не настолько раскаиваюсь, чтобы изливать свою душу тебе, — злобно проговорил Ноа. — Не забывай, что она всего лишь человек.

На лице у Даафа заходили желваки и он гневно выплюнул:

— Твой снобизм и чрезмерная принципиальность порой заставляют меня думать, что вместо сердца у тебя долбаный булыжник!

Ноа пошатнулся от такого выпада брата, но промолчал, а Дааф тем временем продолжил: — Милиса тоже была человеком, хоть и наполовину. На меньшую её половину. Но это не помешало тебе её ненавидеть, как и все человеческое. В том числе и нашу дочь.

— Что ты такое говоришь?! — вспыхнул констебль. — Я никогда не испытывал к ним ненависти!

— Да?! — взревел брат. — А не поэтому ли ты отказывался с ней общаться? Не поэтому ли видел племянницу только по праздникам, и то, когда я на этом настаивал? Не из-за этого ты был против нашего брака?! — Дааф настолько разозлился, что его руки начали мелко дрожать. — Не потому ли ты осудил меня, когда я отомстил за их смерть? А все из-за того, что её мать однажды имела неосторожность влюбиться в человека. Мили не была виновата, что родилась получеловеком. Никто не виноват в том, кем он появляется на этот свет. Нам просто повезло, что мы треклятые маги. Но счастья это не приносит. Я предпочел бы лечь рядом с ними, а не выслушивать нравоучения брата-констебля о том, как я не правильно живу…

— Хватит, — сдавленно произнес Ноа, и его брат замолчал.

В столовой слышалось только громкое дыхание Даафа, который резко откинулся на стуле и плеснул себе еще вина. Сальваторе последовал его примеру, но не спешил пить, а задумчиво крутил в руке бокал. Спустя пару минут раздумий и напряженного молчания, он, наконец, произнес:

— Прости меня, Дааф. Мне очень жаль, что так вышло.

— Сказал он, спустя столько лет…

— Нет, послушай, — перебил его Ноа, посмотрев брату в глаза. — Знаешь, я был не самым лучшим братом для тебя, да и, наверное, ты прав, что я самый настоящий сноб. Не знаю, может в силу моих принципов или давления магического общества… я же констебль, черт возьми! А на верхах не принято растрачиваться на эмоции и такие вещи как праздность! А особенно Первой касте магов. Но это не значит, что я не дорожил ими.

И все же, после того как они погибли, а ты уехал… я много думал. Очень много. И… знаешь, мне безумно нравилась Мили, она была чистой, веселой… она добрейшая женщина, которую я когда-либо знал. И дочь, моя племяшка, была чудесной девочкой, мне очень жаль, что так произошло. Просто наблюдая за тем, какой любовью, каким счастьем они тебя одаривают, я боялся очернить вашу семью своими охотничьими замашками и образом жизни, к которому привык и сам для себя придумал. И дело вовсе не в том, что Милли была наполовину человеком. Поверь, я даже и не задумывался об этом тогда. Вы были единственной моей семьей. И хоть привычка быть таким как я есть, не позволяло мне вести себя по нормальному, вы были мне самыми близкими во всем этом чертовом мире. А когда это произошло… знаешь, как паршиво себя чувствовал? Я был предателем. Я предал тебя. Не поддержал, а осудил. За это я не смог простить себя и ушел с головой в работу, убедив, что поступаю правильно. Я не мог себе позволить быть слабым. Не мог позволить признать ошибки.

— Что вдруг сподвигло тебя все же признать их? — спросил Дааф, внимательно выслушав брата.

— Старею, наверное, — криво усмехнулся констебль. — Я просто понял, что злость на тебя — это мое привычное состояние. Наверное, это не правильно.

— Ага.

— Они ведь действительно были мне дороги.

— Ты — идиот, Ноа, — улыбнулся Дааф, наблюдая за констеблем, — и принципы у тебя тоже идиотские.

— Да, я идиот, — согласился тот. — Знаешь, я ведь часто хожу к ним на могилы… и ничего не могу произнести… даже не прошу прощения, мне его за всю жизнь не вымолить…

— Ты будто не знаешь Мили. Да она бы разревелась от счастья, стоило бы тебе произнести слово 'прости', - улыбнулся старший брат, вспомнив улыбающееся личико жены.

Младший Сальваторе нервно поджал губы и вновь повторил:

— Прости меня Дааф, прости за мое предательство. Тот улыбнулся и, поставив бокал, обогнул стол, подойдя к брату.

— Наконец-то ты повзрослел, мальчишка, — произнес он, и ощутимо так хлопнул Ноа по спине, а затем направил на него указательный палец: — И Пушистика не обижай, а если еще раз решишь меня 'заморозить', чтобы не влезал в вашу перепалку, то я на правах старшего брата переломаю тебе ноги.

— Договорились, — кивнул Ноа, когда первый уселся на свое место.

В столовой опять нависла тишина. После высказанных слов никто не решался нарушить тишину. Может быть, боялись вновь порвать ту тонкую нить, что связала магов, а возможно, это была просто непривычка разговаривать друг с другом. Но тут у констебля вновь загорелся взгляд, и он нарушил молчание:

— Может, ты поступишь обратно на службу? Я буквально сегодня уволил…

— Не все сразу Ноа, — перебил его Дааф, — дай мне нарадоваться на своего непутевого братца, который, о, чудо, решил сегодня немного начать думать головой.