Вадим Проскурин - Эти бессмертные

Однако Ивернес считал несущественным, пойдет ли Хортон на Павла войной или попытается договориться миром. Ивернес был убежден, что Павлу суждено потрясти вселенную до основания, что назревающий конфликт с графом Хортоном станет всего лишь мелким и незначительным эпизодом в начале пути потрясателя вселенной. Потрясатель должен осознать свои силы, собраться с духом, выработать стратегию и начать претворять ее в жизнь, а как и в каком порядке он будет это делать — неважно, окончательный итог деяний Павла предрешен древним пророчеством. От собственной воли демона почти ничего не зависит, он лишь центральная фигура пророчества, актер, играющий главную роль в пьесе, написанной кем-то другим. Какое-то время Павел думал, что «ду ду ду ду ду» подействовало не только на Бригитту, но и на Ивернеса, но на прямой вопрос мастер смерти ответил, что верил в потрясателя всегда, еще до встречи с Павлом. Похоже, тут дело не в заклинании, а в изначальной склонности Ивернеса к фанатизму, почти что религиозному, причем Павлу в этой фанатической системе уготована роль как минимум пророка, а то и бога. Это понемногу начало напрягать Павла, особенно его напрягали длинные речи Ивернеса, которыми он старался воодушевить потрясателя вселенной.

— Не беспокойся, Павел, — говорил он. — Все твои нынешние трудности — временные. Ты изучишь все заклинания, предоставленные судьбой в твои руки, и станешь сильнейшим воителем империи. Не сомневайся в своем предназначении, оно уготовано тебе самой судьбой, сегодня ты уходишь в изгнание, избегая гнева Хортона, но пройдет немного времени, и Хортон перестанет быть страшен тебе, ты вернешься в его замок, победишь Хортона, и его замок станет твоим.

Бригитта горестно охнула, по ее щекам покатились слезы. Похоже, ее чувства к бывшему повелителю нельзя объяснить одной лишь преданностью, обычной для рабов, похоже, она его любит, как в счастливой супружеской паре жена-мазохистка может любить мужа-садиста. Странно, но факт — Бригитта искренне переживала разлуку с графом Хортоном.

— Не печалься, девочка, — сказал Павел. — Скоро встретишь старого знакомого, сходим в гости к Людвигу…

Теперь Бригитта заревела в полный голос. Она больше не могла идти, она стояла в нелепой скрюченной позе и рыдала навзрыд, зажимая лицо руками. Павел услышал ее слова, почти неразборчивые, едва пробивающиеся сквозь рыдания:

— Зачем ты травишь… скотина!

— Не оскорбляй повелителя, — внушительно произнес Ивернес. — Он добр, не искушай его, не заставляй его наказывать тебя. И не печалься о Людвиге, не в твоих силах переменить его участь, она предначертана судьбой.

— Какая еще участь ему предначертана? — не понял Павел. — О чем ты?

— Ну как же! — удивился Ивернес. — Ему суждено стать твоей следующей жертвой, тебе нужно обезопасить тыл, ты не должен щадить его. Да и вообще, потренироваться в боевой магии всегда полезно. А если боишься прогневать Хортона, так он не стоит твоего страха, он всего лишь граф, а ты потрясатель вселенной, скоро ты превзойдешь его по всем статьям, тебе не составит труда его победить. Я понимаю, тебе трудно привыкнуть к новой роли, но приложи усилия, поверь в себя, пойми не разумом, а душой, что мы сейчас не убегаем от графа Хортона, а просто совершаем маневр. Тебе нужно время, чтобы собраться с силами, но это время пройдет, и тогда ты вернешься во славе.

— А что такое слава, по-твоему? — спросил Павел. — Кто устроил самую большую зачистку, тот и славен?

— Примерно так, — согласился Ивернес. — Немного упрощенно, но в целом верно.

— Нет, это неверно, — заявил Павел. — Сдается мне, в этом мире куда больше мракобесия, чем казалось раньше.

4

Барон Людвиг обходил свои владения, у него вошло в привычку совершать долгие ежедневные прогулки, каждый раз выбирая новый маршрут. В первые дни он просто пытался заглушить таким способом ноющие душевные раны — от разлуки с повелителем и от перенесенного унижения. Затем раны более-менее затянулись, но Людвиг не прекратил прогулки. Ему нравилось смотреть, как его земля постепенно заселяется переселенцами, как одна за другой пропадают приметы недавно прошедшей тотальной зачистки. Изувеченные трупы, пятна выжженной земли, оставленные файрболами, поля, выжженные дотла, от края до края, глубокие ямы с вздыбленными краями, источающие запах разлагающейся плоти, холопские лачуги с огромными дырами в стенах, деревья, на которых не осталось ни единого листа, заброшенные грядки, поросшие сорняками, бочки и лохани с протухшей зловонной водой, голодные скоты, жалобно скулящие и ревущие на все голоса… С каждым прошедшим днем картины смерти и запустения все реже попадались на глаза Людвигу. Холопы-переселенцы, присланные по приказу лорда Хортона в потребном количестве, заселяли участки один за другим и впрягались в работу с удвоенной силой. Грядки пропалывались, дома восстанавливались, выжженная земля засеивалась овощами и травами, а убитые магией деревья разбирались на маленькие поленья, из которых складывались костры для сожжения трупов. Костры эти горели тут и там, даже ночью, выйдя на крыльцо замка, Людвиг не раз видел где-то вдали огни костров, не успевших догореть за день. По всей Фанарейской волости воздух пропитался дымом, от него слезились глаза и першило в горле.

Однажды Людвиг наткнулся на пару холопов, преступивших закон, — вместо того чтобы сжечь тела своих предшественников, они разделывали их на мясо, как скотину. Людвиг взмахнул рукой, и оба преступника, мужчина и женщина, осыпались на землю пепельной трухой. Людвиг взмахнул рукой во второй раз, и четыре трупа (мужчина, девочка лет десяти и еще два тела, изуродованные мясницкими инструментами до полной неузнаваемости) тоже рассыпались в пепел. Людвиг не знал, по какой причине мертвецов надо сжигать, почему запрещено вкушать человечину, на мгновение у него даже мелькнула мысль: — А не попробовать ли? — но он с негодованием отверг ее. Во-первых, преступать законы нельзя, а то, что смысл закона тебе непонятен, ни в коей мере не является оправданием. А во-вторых, Людвиг не любил сырое мясо, он предпочитал хорошо прожаренные куски. Но не разводить же костер, чтобы пожарить на нем человечину!

Трижды Людвиг замечал вдали неясные мелькающие тени беглых холопов, избежавших зачистки. Однажды он неплохо поупражнялся в метании файрболов с большой дистанции, с пятой попытки ему удалось сбить с ног мальчика. Когда Людвиг подошел к нему, мальчик визжал, извивался и умолял его добить. Вначале Людвиг оставил его просьбы без внимания, но потом вернулся и добил, потому что крики мальчишки стали его раздражать.