Джо Аберкромби - Полмира

Колючка сдвинулась на нижнюю ступеньку.

— Ваше сиятельство, — прохрипела она, пытаясь опуститься на одно колено и поняв, что на ступеньках это невозможно.

— Виалина, и пожалуйста, не вставай на колени. Неделю назад я была практически никем. Это все еще меня нервирует.

Колючка неловко замерла на полпути вниз, и, качнувшись, неловко поклонилась.

— Сумаэль сказала, вы послали за…

— Как тебя зовут?

— Колючка Бату, ваше…

— Виалина, пожалуйста. «Колючка», кажется, не требует объяснений. А «Бату»?

— Мой отец победил там в знаменитом сражении в день, когда я родилась.

— Он был воином?

— Великим. — Колючка пощупала мешочек на своей шее. — Избранный Щит королевы Гетланда.

— А твоя мать?

— Моя мать… хочет, чтобы я не была собой. — В конце концов, Сумаэль сказала ей быть честной.

— Моя мать была генералом и умерла в битве против Альюкса.

— Хорошо ей, — сказала Колючка и тотчас одумалась. — Хотя… не для вас. — Все хуже и хуже. — Думаю, ваше сиятельство… — Она впала в подавленное молчание. Тот еще дипломат.

— Виалина. — Императрица похлопала по скамейке возле себя. — Присядь ко мне.

Колючка шагнула в маленький павильон, обошла стол, на котором стояло серебряное блюдо с горой фруктов, которых хватило бы, чтобы накормить армию, и подошла к перилам высотой по пояс.

— Боги, — выдохнула она. Она не задумывалась о том, сколько ступеней прошла, но теперь видела, что они были на крыше дворца, которая оканчивалась утесоподобным обрывом к садам далеко внизу. Первый из Городов раскинулся внизу под темнеющим небом: безумный лабиринт зданий, мерцание огней в синем вечере, которых было много, как звезд на небе. Вдали, за черным зеркалом пустоты, были и другие участки света. Другие города, другие поселения. Странные созвездия, слабо видневшиеся вдали.

— И это все ваше, — прошептала Колючка.

— Все и ничего. — Было что-то в том, как гордо Виалина выпячивала челюсть вперед, что показалось Колючке знакомым. То, что она давным-давно видела в зеркале своей матери. То, отчего она подумала, что у императрицы тоже есть свой храбрый вид.

— Должно быть эту тяжесть нелегко нести, — сказала она.

Плечи Виалины немного поникли.

— Тот еще груз.

— Императрица, я ничего не знаю о политике. — Колючка уселась на скамье, надеясь, что ее поза будет уважительной, как бы это ни выглядело. Ей всегда было некомфортно сидеть, если только не за веслом. — Я не знаю ничего ни о чем. Вам лучше поговорить с Отцом Ярви…

— Я не хочу говорить о политике.

Колючка сидела неловко, как на иголках.

— Тогда…

— Ты женщина. — Виалина наклонилась вперед, сцепив руки на коленях, и уставившись Колючке в лицо. Ближе, чем Колючка привыкла держаться с кем угодно, не говоря уже об императрице.

— Так мне говорила моя мать, — пробормотала она. — Мнения расходятся.

— Ты сражаешься с мужчинами.

— Да.

— Ты побеждаешь мужчин.

— Иногда…

— Сумаэль говорит, ты победила троих за раз! Команда уважает тебя. Я видела их лица. Они тебя боятся.

— Насчет уважения не знаю. Страх может быть, ваше…

— Виалина. Я никогда не видела, чтобы женщина сражалась, как ты. Можно? — И прежде чем Колючка ответила, императрица положила ей руку на плечо и сжала. Ее глаза расширились. — Великий Боже, ты как дерево! Ты должно быть такая сильная. — Она отпустила руку, к большому облегчению Колючки, и уставилась на нее, маленькая и темная на фоне мрамора между ними. — Я нет.

— Ну, сильного мужчину не победить силой, — прошелестела Колючка.

Императрица резко посмотрела ей в глаза, ее глаза белели в середине того темного рисунка, и пламя факелов отражалось в их уголках.

— Чем тогда?

— Надо быть быстрее, чтобы ударить, и быстрее, когда бьют по тебе. Надо быть жестче и умнее, всегда искать способ атаковать, надо сражаться без чести, без совести, без жалости. — Это были слова Скифр, и только сейчас Колючка осознала, насколько хорошо их выучила, как совершенно их приняла, сколькому ее научила старая женщина. — Так мне говорили, во всяком случае…

Виалина щелкнула пальцами.

— Вот почему я послала за тобой. Чтобы научиться сражаться с сильными мужчинами. Не мечами, но принципы те же. — Она подставила руки под подбородок, это был странно девчачий жест от женщины, которая правила половиной мира. — Мой дядя хочет, чтобы я была не более чем фигура на носу его корабля. Даже меньше. Носовая фигура, по крайней мере, расположена на киле.

— У наших кораблей есть фигуры и на корме.

— Изумительно. Значит, он хочет, чтобы я была ей. Чтобы сидела на троне и улыбалась, пока он принимает все решения. Но я отказываюсь быть его марионеткой. — Виалина сжала кулак и ударила по столу, отчего даже маленький ножик для фруктов на блюде почти не стукнул. — Я отказываюсь, слышишь?

— Я-то слышу, но… не уверена, что от этого что-то изменится.

— Нет. Это уши моего дяди нужно открыть. — Императрица сердито посмотрела на темнеющие сады. — Сегодня я снова встала перед ним на совете. Посмотрела бы ты на его лицо. Он не удивился бы больше, если бы я его заколола.

— В этом нельзя быть уверенным, пока вы его не заколете.

— Великий Боже, как бы я хотела! — Виалина ухмыльнулась, глядя на нее. — Готова поспорить, из тебя марионетку никто не сделает, а? Готова поспорить, никто не посмеет! Посмотри на себя. — У нее было такое выражение лица, которое Колючка не привыкла видеть. Почти… восхищение. — Ты, ну, ты знаешь…

— Уродливая? — пробормотала Колючка.

— Нет!

— Высокая?

— Нет. Ну, да, но ты свободная.

— Свободная? — Колючка недоверчиво фыркнула.

— А разве нет?

— Я поклялась служить Отцу Ярви. Я делаю то, что он сочтет необходимым. Чтобы расплатиться за… то, что я сделала.

— Что ты сделала?

Колючка сглотнула.

— Я убила парня. Его звали Эдвал, и не думаю, что он заслуживал смерти, но… я убила его, да.

Виалина была просто человеком, как Сумаэль и говорила, несмотря на ее одежду и дворец. Или может быть из-за них. Было что-то в ее прямом искреннем взгляде, что вытягивало из Колючки слова.

— Все собирались за это раздавить меня камнями, но Отец Ярви меня спас. Не знаю почему, но спас. А Скифр научила меня сражаться. — Колючка улыбнулась, потрогав пальцами обритую сторону головы, думая о том, какой сильной она считала себя тогда, и какой слабой она была. — Мы сражались с Конным Народом на Запретной. Убили нескольких из них, а потом меня стошнило. А еще недавно сражались с мужчинами на рынке. Я и Бренд. Не знаю, убила ли я их, но хотела. Рассердилась, из-за тех бус… полагаю… — Она умолкла, поняв, что сказала немного больше, чем следовало.