Маргарет Уэйс - Кузница души

Ради нее он даже откажется от своей магии, если она попросит.

Детский смех вырвал Рейстлина из мира его мечтаний. Теперь он действительно опаздывал в школу, и должен был получить выговор от Мастера Теобальда.

Он внимал ругани Теобальда так кротко и смиренно, дружелюбно ему улыбаясь, что наставник убедился, что его самый трудный и самый странный ученик окончательно сошел с ума.

* * * * *

Этим вечером — впервые с тех пор, как он начал учиться, не считая того времени, когда он болел — Рейстлин не повторял своих заклинаний. Он забыл полить свои травы в саду, оставил кролика и мышей голодными, и им пришлось доедать крошки от предыдущей еды. Он пробовал поесть, но не мог проглотить ни ложки. Он был сыт любовью, блюдом куда более сладким и питательным, чем любое из тех, которые подают на королевских пирах.

Рейстлин боялся только одного: что его брат вернется до темноты, и тогда ему придется потратить время, отвечая на множество глупых вопросов. Рейстлин заготовил подходящее объяснение, которое ему подсказала сама Миранда — его позвали осмотреть больного ребенка. Нет, в сопровождении Карамона он не нуждался.

К счастью, Карамон не пришел домой. Это не было необычным в это время года, когда они с фермером Седжем иногда работали в полях даже при свете луны.

Рейстлин вышел из дома и зашагал по мостам. Мысленно он шел по облакам, залитым лунным светом.

Он направился к дому Миранды, но он не собирался идти прямо к ней. Навещать молодую незамужнюю женщину поздно вечером было бы неприлично. Он должен был сперва поговорить с ее отцом и получить разрешение сопровождать его дочь куда–либо. Рейстлин собирался только посмотреть на ее дом и, может быть, если повезет, увидеть ее через окно. Он представлял себе, как она сидит у огня, склонившись над вышивкой. Может быть, она думает о нем, так же, как он сейчас думает о ней.

Сама лавка портного находилась на нижнем этаже дома, одного из самых больших в Утехе. Этот этаж был темным, так как лавку закрыли на ночь. Но вверху мягко светились овальные окна. Рейстлин тихо стоял на дороге, окутанный мягким вечерним сумраком, глядя на окна вверху, ожидая, надеясь самое большее увидеть отблеск света на ее локонах цвета красного золота. Так он и стоял, пока до него не донесся шум.

Шум доносился снизу, из сарая под навесом, служившего, по всей видимости, складом для портного. Рейстлин в своем лихорадочном, необычайно романтичном настроении тут же подумал, что скорее всего, какой–то вор забрался в склад. Если бы он смог поймать вора или хотя бы спугнуть его, то ему представится случай доказать, что он достоин внимания Миранды.

Не задумываясь о том, что это очень опасно, что он не сможет защититься, если столкнется с вором, Рейстлин сбежал по ступенькам. Он достаточно хорошо мог видеть в зловещем красноватом свете Лунитари, которая была полной этой ночью.

Достигнув земли, он бесшумно двинулся вперед, пробираясь к сараю. Замок на двери был открыт, но дверь была плотно прикрыта. В сарае не было окон, но едва заметный тусклый свет виднелся в отверстии, которое, очевидно, образовалось на месте выпавшего сучка в одной из дощатых стен. Кто–то точно был внутри. Рейстлин уже приготовился распахнуть дверь, но здравый смысл возобладал над минутным порывом безумия, даже над любовью. Он решил сперва посмотреть в дырку, чтобы разглядеть вора и засвидетельствовать его личность. После этого он решил поднять тревогу и попытаться задержать грабителя.

Рейстлин заглянул в дырку.

Свертки тканей были сложены у стен, освобождая место посередине. На этом свободном месте было расстелено одеяло. На ящике в углу стояла зажженная свеча. На одеяле, в тенях от колеблющегося света свечи, двое людей катались и извивались в объятиях друг друга, тяжело дыша.

Они перекатились на свет. Рыжевато–золотистые локоны упали на белую обнаженную грудь. Рука мужчины сжала одну из грудей, и раздался стон. Миранда захихикала и задышала тяжелее. Ее белая рука пробежала по обнаженной спине мужчины.

Широкая, мускулистая спина. Каштановые волосы, каштановые вьющиеся волосы, блестели в неверном свете свечи. Спина Карамона, волосы Карамона, влажные от пота.

Карамон уткнулся в шею Миранды и накрыл ее своим телом. Они откатились от света. Вздохи, вскрики и приглушенные смешки продолжали раздаваться в темноте, пока не сменились стонами наслаждения.

Рейстлин засунул руки в рукава своих одежд. Невольно поеживаясь в теплом весеннем сумраке, он быстро и бесшумно пошел обратно к ступенькам, которые казались кроваво–алыми в свете злорадно смеющейся Лунитари.

5

Рейстлин летел по улицам, не осознавая, где он, и куда бежит. Он знал только, что не пойдет домой. Позже вернулся бы Карамон, а Рейстлин знал, что не вынесет его присутствия, не сможет спокойно смотреть на его самодовольную ухмылку и ощущать аромат Миранды, который впитала его кожа. Ревность и обида сжали желудок Рейстлина, посылая горькую волну по его горлу. Наполовину ослепнув, ослабев и ощущая противную тошноту, он все бежал и бежал вперед, не разбирая дороги и не заботясь о том, куда она его приведет, пока не врезался прямо в дерево.

Удар, пришедшийся в лоб, остановил его. Ослепленный, он повис на перилах мостика. Он стоял в одиночестве на освещенных луной ступеньках, и его руки были заляпаны кроваво–красным лунным светом. Он дрожал от ярости, злобы и гнева, и искренне желал, чтобы Карамон и Миранда умерли. Если бы Рейстлину было известно заклинание, которое опалило бы любовников, сожгло бы их дотла, он бы произнес его вслух.

В своих мыслях он ясно видел огонь, охвативший сарай портного, видел языки пламени, мечущиеся красные, оранжевые и раскаленные белые, пожирающие дерево вместе с живой плотью внутри, жгущие и очищающие…

Тупая ноющая боль в ладонях и запястьях заставила его очнуться. Он посмотрел вниз, и увидел, что костяшки на его руках побелели, так сильно он их сжимал. Почувствовав кислый запах и увидев лужицу рвоты у себя под ногами, он понял, что его тошнило. Но он не помнил, как его рвало, но это определенно помогло ему прийти в себя. Голова больше не кружилась, злоба и ревность оставили его, прекратив отравлять его душу.

Теперь он мог оглядеться вокруг. Сначала он не узнавал ничего. Но затем ему в глаза бросилось одно знакомое здание, потом другое. Он понял, где находится. Он пробежал почти весь город, хотя и не помнил самого бега. Пытаться вспомнить что–то было все равно что смотреть в сердце пожара — все было застлано пеленой огня, черного дыма и порхающего в воздухе белого пепла. Он сделал глубокий вдох и медленно отошел от перил.