Саламандра 2. Новые горизонты. - Полевка
Он целовал жадно и напористо подставленную шею, плечи, а потом, прижавшись, неуловимо быстро перевернул все, и вот теперь Лекс нависает над мужем, подставляясь под алчные поцелуи и потираясь всем телом, чтобы унять тактильный голод. Потому что Сканда мало. Мало и надо еще! Больше! Языки сталкиваются, борются, как два гладиатора, как будто выживет в итоге кто-то один, и жар волнами расходится по телу, ударяет в голову. А желание, как лава, сжирает все вокруг.
Нетерпеливые ласки сводили с ума, руки Сканда были везде, впивались в бедра, притягивая ближе. Лексу пришлось собрать всю свою волю, чтобы оторваться и сесть верхом на мужа, оглядываясь в поисках масла. Ну, и где оно, когда так нужно? Но муж уже кружит мокрыми от слюны пальцами у входа, чтобы сделать первое движение не таким болезненным. А потом все становится безразлично, потому что адреналин с удовольствием смывает все, и боль постепенно уходит и переплавляется в нечто иное, яркое, жаркое, как солнце. И по позвоночнику поднимается жар, высушивая последние капли моря и выдавливая такой же соленый пот, и только жадные руки на бедрах, которые помогают держать темп, то придерживая, то натягивая, и общий запах, который дурманит голову и доводит до последней грани.
И только выплеснувшись и почувствовав горячие толчки внутри, Лекс позволил себе растечься на любимом «матрасе». И в целом мире, казалось, остались только двое. Хорошо-то как...
И тут взревел Шу и черная тень накрыла полнеба.
Мальчик
Шу взревел, приветствуя друга. Большой черный ящер сделал круг над головами, выискивая местечко, чтобы сесть. Мальчик вырос в крупную зверюгу. Он был крупнее Шу и даже Аши, а уж когда разворачивал крылья, то казался просто огромнейшим! Длинная мощная шея, зубастая пасть, сильное жилистое тело и гибкий длинный хвост, который Мальчик использовал как хлыст или дубинку, причем одновременно. А еще крылья! Громадные, как у летучей мыши, когда на передней лапе есть два пальца, а между трех длинные перепонки размером с хороший парус.
Мальчик был чернее ночи и помимо когтей и зубов имел длинные шипы по всему телу, вдоль хребта и снизу морды. Он их умел складывать или топорщить во время боя. Поэтому Сканд одно время пытался приучить его к седлу. Мальчик без восторга воспринял седло и упряжь и даже согласился с мнением хозяина, что того можно покатать в небе, но только Сканду это было неинтересно. Он, в первую очередь, был главнокомандующим. А как с высоты можно командовать? Орать до сорванного горла? При помощи зеркал? Абсурд и глупость. Оставалась только надежда, что на Мальчике будет летать кто-либо еще.
Но только вот незадача, Сканд был единственным человеком, которого Мальчик подпускал к себе с упряжью, а уж о том, чтобы разрешить кому-нибудь, кроме любимого хозяина, влезть в седло, не приходилось даже мечтать. В лучшем случае (если в седло Сканд сажал Лекса) Мальчик ложился на бок и изображал дохлую зверушку, а если кому-нибудь еще приходило в голову оседлать его (Тургул, Тиро или Бэл), дракончик выворачивал голову и пытался укусить наглеца, хорошо, что все обходилось мелкими укусами, но и спустя пару дней злопамятный питомец мог стегнуть наглеца, покусившегося на его спину, хвостом. Тиро после таких нападений отказывался кормить «злопамятную сволочь», а Тургул с Бэлом просто обходили Мальчика по дальнему кругу и были настороже.
Лексу неожиданно было обиднее всего, что Мальчик не воспринимал его, как хозяина, потому что именно ему пришлось с ним намучиться больше всех. Ему и еще госпоже Таре. В первый сезон летнего зноя его вывезли в имение, и на удивление, Мальчику там понравилось намного больше, чем в городском доме. Может, из-за того, что в имение не взяли питомцев Ламиля: Ниф-Нифа, Наф-Нафа и Нуф-Нуфа. Его никто не задирал, а еще, в небе над имением не было воздушных змеев и ничто не отвлекало маленького детеныша от любования бескрайним небом. По крайней мере, когда пришло время возвращаться в городской дом, Мальчик пару дней отказывался есть и стал вялым.
После долгих размышлений Мальчика вывезли в старое имение Сканда на берегу. Там командовала госпожа Тара, и было не страшно оставить ей крылатого малыша. Из старого города каждый день привозили свежую рыбку, а еще, имение стояло на крутом обрыве, и Мальчик теперь каждый день внимательно приглядывался, как в море курсируют большие корабли и маленькие рыбачьи лодочки. С каждым днем, проведенным на солнце, шкурка Мальчика становилась все чернее и чернее, и к концу года только брюшко было рябеньким, вернее, как Лекс это назвал, «соль с перцем».
Сам Лекс устал от подковерных игр с аристократами и заявил мужу и Кирелю, что собирается сделать очередной шедевр и ему нужны покой и уединенность. После этого схватил Бэла и удрал с ним в имение у старого города. Там госпожа Тара занималась добычей материалов для изготовления фарфора. Рабы под ее присмотром собирали все куски белого шпата, который теперь складировали рядом с мешками белой глины, которую очень тщательно выкапывали и отчищали от кусочков земли и сора. После того, как рабы доставали из земли всю глину, на том месте насыпалась земля, привезенная из «ничейных мест», и сажались молодые деревца. Поэтому днем в имении было тихо и малолюдно, и Лекс с Бэлом без опасения занимались пиротехникой, а вечерами возвращались верхом под семейный кров к своим недовольным половинкам.
Именно Лекс первым увидел, как Мальчик однажды расправил неокрепшие крылышки и спланировал вниз на рыбачий баркас, который возвращался с уловом. И как на баркасе перепуганные моряки пытались веслами отмахиваться от черного ящера, который с самым наглым видом набросился на корзины, при этом шипел, уворачивался от моряков и жадно жрал их улов. Лекс отправил вниз монахов с Бэлом во главе, с приказом разобраться с моряками и оплатить золотом убытки, а сам свистел, визжал
