Моя жена – ведьма. Дилогия (СИ) - Белянин Андрей Олегович
— Любимая, а ты не могла бы сотворить здесь… ну, например, лесной пожар.
— Что я, дура ненормальная?! — обиделась волчица. — Ты представляешь, сколько гектаров леса надо уничтожить, сколько деревьев, трав, неповинных зверюшек должно погибнуть, пока пламя загонит Сыча в угол? Да и то не факт. Он же оборотень, это только у животных панический страх перед огнем, а человек вполне может спастись.
— Понятно… Значит, наводнения, землетрясения, извержения вулкана и цунами тоже исключены.
— Абсолютно. Придумай что-нибудь менее громоздкое.
— Че тут думать?! Отстреливаться надо! Я тебе зачем пистолет дал? Коллекционная вещь, между прочим, в краеведческом музее одолжил… Не думал, что ты будешь так безалаберно обращаться с антиквариатом. А еще культурный человек… внешне.
— Фармазон, чего вы от меня хотите?!
— Да уж не разговоры разговаривать. Короче, лезь вниз, выкапывай трофейный браунинг, заряжай и, не сходя с места, пристрели вон того трудолюбивого кретина из кружка «Умелые руки». Он же всю сосну так изуродует, куда экологи смотрят?!
— Ну, бес лукавый, ты и обнаглел… — тихо, с расстановкой протянул Анцифер. — Ты на что же хозяина толкаешь? Да ведь он там один и минуты не продержится.
— Прыгнул, раскопал, взял, опять прыгнул — по моим расчетам, на все про все сорок пять секунд. Вполне может уложиться, — невозмутимо парировал черт.
— Сволочь ты!
— Ого! Да с каких это пор ангелы так выражаются?!
— А вот с тех самых. Взял бы да сам за своим пистолетом и слазил.
— А что, я его ронял?
— А он никому, кроме тебя, и не нужен. Сергей Александрович с супругой решили последовать моим советам и разделить участь первых христианских мучеников, растерзанных зверьми.
— Хватит спорить! — вклинился я. — Все равно ничего не выйдет. Даже если я верну пистолет, порох весь вышел. Но и вы, Анцифер, не спешите записывать нас в Рай, мы еще здесь погулять намерены. Никто на тот свет не торопится. Я что-нибудь придумаю…
Тупо звенела пила. На зеленую траву сыпались опилки. Голодные волки следили за нами с неослабевающим гастрономическим интересом. Где-то далеко вновь раздался звериный рев.
— Кто это? — автоматически спросил я.
— Медведь, — ответила Наташа. — Родной мой, я знаю, что ты этого не любишь, но, может быть, все-таки рискнуть?
— Конечно. Я очень надеюсь на как можно более эффективное применение твоей магии. Ты ведь у меня ведьма.
— А ты мой муж. Сереженька, я не представляю, что сделать с волками. Ну, максимум десяток я могу охватить заклинанием… На Сыча воздействовать невозможно, он у себя дома. Давай все-таки ты…
— Я?
— Ты. Ты, милый… Ты ведь у меня не абы кто, а муж ведьмы! В тебе заключена страшная сила. Помоги нам, пожалуйста.
Я обнял волчицу за шею, ткнулся лбом в лоб и попытался улыбнуться. Она так в меня верит… Какой же мужчина сможет устоять перед таким доверием? Что-то включилось у меня в голове. Рев, медведь, волки… Медведь!
— Хорошо, любимая, я попробую.
Еще некоторое время я вспоминал начало, а потом стал читать медленно и плавно:
Как стук колес вычерчивает ритм, Как сердца стук подобен четкой дроби Ночных копыт… Извечный алгоритм, Воздвигнутый над чередой надгробий Живых существ, украсивших мой путь, — Мужчин и женщин, лошадей и кошек, Собак и птиц… Их хочется вернуть, Но тени так бесследно тают в прошлом. Я одинок… Пылает на плечах Багряный плащ. (Сиреневый? Пурпурный?) В моих глазах, как в доменных печах, Дымится пепел погребальной урны. Скулящий страх калечит души жертв, Шагнувших в этот круг без покаянья. Прожорливая выверенность жерл, в Моем лице нашедшая призванье — Сминать, как лист лирических основ, Судьбу и жизнь, прощенье и разлуку, И детский смех, и радость чистых снов, И мертвых клятв возвышенную муку.На этой строке из-за деревьев на поляну шагнули семеро мохнатых гигантов. Я отродясь не видел медведей такого ужасающего размера. Не обращая ни малейшего внимания на остолбеневших волков, они рядочком сели перед нашей сосной, внимательно прислушиваясь к каждому слову. Я никогда не читал перед такой внимательной аудиторией. Главное было не потерять ритм и не сбиться.
Я чувствую свой страшный, черный дар Всей яростью обугленного мозга. Я рвал зубами вены, но пожар Моей крови был безразличен звездам. Я принял паству. Выбирая ночь, Когда медведи понимали слово И искренне старались превозмочь Звериной волей волю рук другого, А именно — мой жесткий произвол, С которым я удерживал их страсти. Дивились Рыбы, Скорпион и Вол Моей незримой и врожденной власти. Пастух медведей! Выжженный на лбу Извечный титул… Вызов вере в небо, Вселенной, раздувающей клобук, И Року, обесцветившему небыль! Я противопоставлен был всему И был бы мертв при первом же намеке Готовности — Приветствовать ту Тьму, Что отнимает травяные соки У заспанной поверхности земли… Поверьте, что слова с заглавной буквы Меняют смысл, переродясь в пыли В самшит и кипарис И бук… Вы Напрасно попытаетесь понять Урок друидов. Каменные руны Не обратят затертый разум вспять И не затронут выцветшие струны. Медведи спят. Ущербная луна Дарует серебро косматым мордам. В мои виски крадется седина Неторопливым матовым аккордом. Как хочется уснуть… Закрыть глаза, Увидеть поле, полное ромашек, Где над ручьем кружится стрекоза, А в небе бродит облако-барашек. Вот в этот мир хочу шагнуть и я, Продолжив путь по кромке алой меди Заката. В те запретные края, Где светится Арктур — Пастух медведей…Когда я закончил, медведи зааплодировали. Вы не поверите… Они встали на задние лапы и старательно захлопали, выражая свое удовольствие дружественным урчанием. Сыч, при первом же появлении хозяев леса спрятавшийся за сосной, не делал даже робких попыток вернуть свою пилу. По-моему, от страха он и дышал-то через раз. Волки наверняка были более храбрыми зверьми, они быстрее пришли в себя, раздраженно подвывая и порыкивая. Мишки вновь сели на свои места, а самый большой направился к нам. Он встал перед сосной, вытянул вперед лапы — ни дать ни взять заботливая мамаша, снимающая маленького сыночка с дерева.
