Проект "Мессия" - Татьяна Белова
Десять делает глубокий вдох и посылает сигнал бесу, чтобы ввел ей дозу успокоительного, спустя минуту тревогу уносит химической волной и её сознание погружается в море спокойствия. Где-то там, где это еще не произошло, звучит голос доктора Нада, он убеждает её, что единство для человечества — достойная цель, стоящая всех жертв, которые им придется принести. Он будет повторять это часто, чтобы успокоить свою совесть. Он будет говорить, она будет делать вид, что слушает и верит. Он будет обманывать, а она улыбаться. А время идти. Обратный отсчет уже запущен.
Дарованное вам будет отнято в час, когда чаша переполнится, — говорит тихий голос. Голос Келлианы Аринэ. Десять вспоминает зачем она здесь и смотрит на девочку.
Келлиана погружена в восстановительную камеру, гель почти полностью скрывает ее обгоревшее тело, над поверхностью выступает только овал лица. Сухие, потрескавшиеся губы шепчут слова, веки без ресниц вздрагивают. Голос её звучит гипнотически и Десять слушает.
Слушает голос велея.
— Те, кто придет после вас, нарекут его странником Первой Пустоты, — говорит голос, — И скажет он, что Творец покарал вас за грехи и неверие, обрушил гнев свой, как молот, на деревню у Трех столбов. Когда-то милостью его, в час нужды, земля разверзлась и поднялась вода, в другой же час, перед самым рассветом, вода ушла. Поднялась огромной волной, накрыла собой высокий берег, а после не вернулась обратно. Словно зачерпнул кто, широким ковшом и обнажил песчаное дно Низины, а потом зачерпнул еще раз, и не осталось ничего. Так между двумя берегами пролегла пустота. Так, дарованное вам будет отнято, в час, когда чаша переполнится…
Двери в инкубаторный отсек разъезжаются и входит лейтенант Аринэ. Шаги порождают гулкое эхо. Свет вокруг инкубатора разгорается ярче. Глянцевые плиты пола, черные как космос, поглощают и свет, и тень.
Десять не оборачивается. Она все так же стоит лицом к восстановительной камере, где лежит Келлиана Аринэ.
— Я сочувствую вам, лейтенант. — говорит Десять своим новым, чужим голосом. Голосом мэтресс лен Валлин, который лжет. Всё, что она помнит про эту девочку её не касается, Десять не испытывает к ней ничего, лишь толику любопытства к возможностям этого тела, как проводника.
— Моей сестры давно нет здесь, её сущность покинула оболочку, а то что вы слышите — это Творец, он говорит устами наших мертвых.
— Вы в это верите, лейтенант? — спрашивает Десять.
— Моя кровь — синяя, — отвечает лейтенант. — Вам тоже стоит в это верить, мэтресс.
Лейтенант делает ударение на последнем слове. Ее ненависть холодная и резкая, как воздух восстановительной камеры. Десять знает, что лейтенант ненавидит её. Она оборачивается и смотрит в лицо Аринэ. Та не отводит взгляд. Ни следа гнева в глубине ее глаз, она сдержана, выглажена, как ее темно-синий мундир без знаков отличий. Куртка поверх мундира принадлежит далекому прошлому, корпусу нейтралитета, тем, кто когда-то отказался выбирать стороны. Десять помнит и думает. что возможно, они были правы.
Людям не нужен выбор. Все, что нужно человеку это иллюзия смысла и иллюзия выбора, а еще вкусно есть, крепко спать и доставлять себе удовольствие. Конечно, всегда будут те, кто хочет страдать и жертвовать, но для таких в мире Творца есть религия, надежда на перерождение, бесконечность, к которой можно стремиться. Зачем им знать правду? Зачем людям мир бесконечной памяти, где они навсегда лишь единицы и нули в огромном симуляторе? Знание об этом дает могущество изменять все и всех по своему усмотрению, делает людей равным богам, но через несколько сотен лет менять оболочки надоедает и создавать новые тоже, надоедает жить и помнить, все теряет смысл. Те, кто предлагал дать всем сохраненным выбор, предлагал лишить их существование всякого смысла, и ради чего?
Каждый раз они проходили через это снова и снова, каждый раз одни хотели быть богами, но еще ни разу став богом, человек не стал лучше и не сделал лучше этот мир.
— Ради чего вы это сделали, лейтенант? Предали меня? — спрашивает Десять.
— Вы хотите знать, жду ли я вознаграждения? — уточняет лейтенант. — Посадите на трон Дерентии Терранса, как и собирались, этого будет достаточно.
Десять смотрит на чёткий, красивый профиль Аринэ, который можно было бы чеканить на монетах, на копну густых, рыжих волос. По образу и подобию.
— Вы согласны с тем, что инкубатор — технология, а технологии делают нашу жизнь лучше. Уверена, если бы с его помощью мы могли исцелить вашу сестру, вы бы не отказались.
Лейтенант нарочито медленно убирает руки за спину.
— Путь под сень Древа священен и неприкосновенен, — говорит Аринэ, ее голос спокоен. — Сущность Келлианы начнет новый круг. Таков порядок. Вот во что я верю.
Память мэтресс говорит Десять, что лейтенант произносит эти слова по привычке, будто крутит карусель. Все эти заученные фразы из книги Начал, все эти догмы, просто песок, что сыпался из уст ее отца. А на сердце у Аринэ гнев и ярость, глубокие корни ее полыхают от необходимости постоянно смиряться. Молчать, терпеть и служить. Искупление за смешанную кровь с рождения, как клеймо выжженное на горле, заставляет ее говорить все это. Тем, кто должен услышать. Услышать, что у нее нет амбиций, нет желания обрести память прошлых жизней, что она смирилась с тем, что принадлежит миру забвения. Как и человек. Вот только она не человек и никогда им не будет.
Память мэтресс говорит Десять, что живых людей на этой планете давно нет, но есть форма, а эффект памяти этой формы, в зависимости от заложенных конфигураций оболочки, создаёт многообразие.
— Но Творец ведь благословил неведомых и память к ним возвращается, чем люди хуже? — спрашивает Десять. — Разве вы не хотите обрести свободу от этих нелепых предрассудков? Разве не видите, что Орден использует технологию изначальных, как оружие против людей?
— Чем хуже? — переспрашивает Аринэ. — Ничем. Творец не оценивает. Это не наказание и не вознаграждение. Это путь. У каждого он свой. И выбор у каждого тоже свой.
— Что ж, наш путь — сохранить человечество и ради этого мы призываем людей к единству, — говорит Десять, но думает иначе. На мгновение их делается двое в этом теле. Мэтресс улыбается ей, потому что знает её мысли. Мы сгоняем людей как скот, чтобы они не разбежались и