Сергей Сухоруков - Стражи цветка

Возле обвиняемой, у ноги одного из солдат конвоя, стояла клетка с тремя котами. Это не удивило Яна. Коты тоже проходили по этому делу, как помощники ведьмы. Собственно против одного из котов, рыжего с белыми полосками, он и должен был свидетельствовать, согласно указаниям писаря. Яну, как уроженцу Великого Княжества, суд над животными казался жестоким и немного комичным, хотя зверям, попавшим в руки слуг Единого, было не до смеха. Собак, свиней, коз и особенно котов жгли, вешали, колесовали наравне с ведьмами и колдунами. И при этом Орден считался на западе цивилизованным и просвещенным государством. Княжество же у западных королевств считалось варварским и темным. Неужели это только потому, что жители его еще не догадались казнить беззащитных и робких четвероногих и пернатых?

Тем временем обвинитель начал свою речь.

-Изучив злую магию у самого сатаны, обвиняемая решила подлым колдовским способом погубить души девушек и женщин орденского славного города Мальбурга,- говорил он, обращаясь то к судьям, то к толпе зрителей.- Факты свидетельствуют, что она сама, а также пользуясь услугами своих нечистых животных в числе трех, разбрасывала по городу заколдованные булавки. Те девушки, что их подбирали и втыкали в волосы, становились падшими. А женщины, украсившие этими заколками причёску, начинали изменять мужьям. О чем поступила жалоба от гончара Ганзы о неверности его супруги, а также жалоба морского охотника Вазилы на измену ему его супруги, а также жалоба...- перечисление измен и заняла у обвинителя основную часть его обвинительной речи. Горожане слушали с любопытством и смешками.

Когда обвинитель закончил, он представил Трибуналу вещественные доказательства: те самые булавки, найденные у некоторых неверных жен и в шкатулке Неши. Потом начался опрос свидетелей. Первым выступил главный свидетель - брат Ордена благородный Гуннвальд фон Штейн, высокий, тощий, рыжеватый рыцарь. Ходили слухи, что сей благородный брат не устоял перед прелестями дочери Неяды и, несмотря на свой белый плащ, добивался от нее взаимности. Получив же твердый отказ, рыцарь затаил обиду и поклялся отомстить гордой простолюдинке. Но, возможно, это были только лишь слухи.

Сейчас же брат Гуннвальд, злорадно поглядывая на обвиняемую девушку, повествовал священному Трибуналу о том, что, он видел, будучи в доме старого Неяды по делам службы (о коих он не имеет право говорить, связанный обетом молчания). А видел он, как присутствующая здесь особа колдовала над булавками, а после втыкала их в шерсть своим котам и выпускала котов в город со злым умыслом. Обвинитель, выслушав этот бред с самым серьезным видом, задал несколько уточняющих вопросов и отпустил важного свидетеля. Затем выступило еще несколько свидетелей не столь важных, затем, то и дело конфузясь, говорили четверо пострадавших мужей и, наконец, один отец какой-то гулящей девицы долго жаловался не столько на дочь, сколько на жизнь вообще. Общая картина преступного колдовства была налицо - дело было ясное и бесспорное. И симпатия публики склонялась на сторону Трибунала. Пока не выступил Карл из Регеля.

Представ перед судом, Карл, как ему и велели, изображал из себя жертву колдовских чар - несчастного мужа-молодожена, которого бросила жена. Немного путаясь в словах, наемник поделился своим горем, рассказав о том, как его брак распался по вине злобной колдуньи, и его несчастная молодая супруга сбежала из дому и стала уличной девкой. Слушая горестный рассказ мнимого мужа, несколько почтенных горожанок даже пустили слезу. Но не успели они и протереть своих глаз, как лживые показания Карла неожиданно и скандально прервали.

- Ах ты, охальник! - пронзительно завопила полногрудая девица в толпе. Растолкав ближайших зевак, она протиснулась к наемнику, стоявшему возле обвинителя. Карл посерел лицом под цвет своей формы. Перед ним стояла его бывшая невеста.

- Так ты уже и женат?!- девушка угрожающе приближалась к своему бывшему жениху, но, не дойдя пару шагов, остановилась, смерила парня тяжелым взглядом, обернулась к толпе и визгливо закричала:- Люди добрые! Этот кобель, жених мой, бросил меня и пропал невесть куда! И - гляньте-ка! Уже женился! Еще и на шлюхе к тому же!

В толпе мужчины сочувствующе усмехались, женщины негодующе зашептались.

- Где был, говори?- брошенная невеста резко замахнулась кулаком на своего бывшего жениха. Карл, и, к слову сказать, и обвинитель тоже, в страхе отшатнулись. Солдаты метнулись к разъяренной девушке и схватили ее за руки. Вырываясь, она пыталась дотянуться ногтями до изменщика - жениха, грозилась:- И где твоя...увижу...

Толпа блаженствовала и стонала от восторга. Даже ведьма на мгновение была позабыта. Карл, забыв в смятении, зачем он здесь, попытался оправдаться:

- Я не женат, Дуси...я...

Тут уже обвинитель, увидев, что он в безопасности (девушку держали крепко), продолжая играть свою роль, строго спросил:

- Позвольте! Так вы женаты или нет?

- Женат...- Девушка взвыла и почти вырвалась из плена.- То есть, нет, не женат, ваше благоро...э-э...господин...

Городские судьи, услышав слова солдата, нехорошо заулыбались.

- Уберите этого болвана,- процедил сквозь зубы брат Цезерис, побагровевший от гнева еще больше.

Карла затолкали к ратуше, к кучке других пострадавших и свидетелей. Девушку оттеснили назад в толпу - и порядок на площади был восстановлен.

Следующим должен был свидетельствовать Ян, чьи показания якобы подтверждали историю Карла. После случившегося разоблачения вызывать свидетеля, конечно же, уже не было смысла. Но обвинитель, не получив на этот счет никаких новых указаний, заглянул в пергамент и выкрикнул имя Яна сына Гавия. И Ян, невольно вздрогнув, шагнул вперед. Он смотрел на клетку с котами и вспоминал инструкции писаря. Многого от него не требовалось: всего-то рассказать, как рыжий кот ведьмы заколол булавкой волосы несуществующей жены Карла. Юноше показалось сомнительным, что в эту чушь кто-нибудь поверит. Он имел неосторожность это так и сказать тому писарю, еще там, в ратуше. Писарь не стал спорить. Просто велел ему заткнуться и делать, что приказывают. Конечно, Яну претила мысль оговаривать ни в чем не повинное животное, но и связываться с орденским Трибуналом ему тоже не улыбалось. Поэтому юноша оказался в затруднении. Выручил его сам глава Трибунала. Еще во время выступления Карла, было заметно, что брат Цезерис теряет терпение и не желает более затягивать этот суд.

- С этими Трибуналу все ясно,- скучно сказал он, указывая жирной рукой на котов.

Конвоиры догадались, что это и был приговор. Один из них поднял клетку и сурово посмотрел в сторону уже заполыхавшего костра, ожидавшего свои первые жертвы. Толпа на площади услышала, как коты дико заорали, точно знали, что их ждет.