Пол Андерсон - Сага о Хрольфе Жердинке

Он тяжело дышал, и его пропотевшая одежда липла к телу.

Лось-Фроди помрачнел.

— Плохо бы тебе пришлось, родственничек, если бы мы всерьез продолжили схватку… — проворчал он. — Я могу только радоваться, что вовремя узнал тебя… Подойди-ка…

Он крепко обнял брата, густой запах леса, исходивший от него, ударил Бьярки в ноздри.

— Давай пить и есть. Ты должен рассказать мне обо всем!

Бьярки остался у Фроди на несколько дней, которые они проводили в долгих беседах, если не отправлялись на охоту. Старший брат предложил Бьярки навсегда остаться в его доме и делить награбленную добычу поровну. Тот отказался. Он не любил убивать людей лишь для того, чтоб завладеть их имуществом.

— Мне было жаль многих из них, особенно слабых и малорослых, — признался Фроди, пряча лицо в сумраке, чуть рассеянном отблесками очага.

— Рад слышать это, — сказал Бьярки, — но лучше бы ты позволил каждому уйти с миром, даже если ты можешь приумножить свои богатства, убив его.

— Я выбрал себе невеселый удел, — сказал Лось-Фроди, — и через мгновение добавил: — А что до твоих намерений, я могу многое рассказать об этом мире, хотя и пребываю в лесу в одиночестве. Путники и… кое-кто еще… рассказали мне много интересного. Если ты желаешь славы и богатства, ступай к конунгу Дании Хрольфу. Самые лучшие воины приезжают к нему, чтобы поступить на службу, ибо он самый отважный, мудрый и щедрый правитель в Северных Землях.

Не успел он закончить свой рассказ, как Бьярки решил последовать его совету.

На следующее утро Лось-Фроди отправился проводить брата, скрашивая путь своей грубой болтовней. Наконец настала пора прощаться. Бьярки спешился, чтобы дружески похлопать Фроди по плечу. Тот грубо толкнул брата, и он отступил назад. Улыбка скривила уродливые губы разбойника.

— Ты не так силен, как должен быть, родственничек, — сказал старший брат.

Достав нож, Фроди надрезал кожу на своем бедре.

— Испей моей крови, — сказал он, указывая на струйку, сочившуюся из пореза.

Как во сне, Бьярки преклонил колена и повиновался.

— Поднимись, — приказал Фроди.

Не успел Бьярки выпрямиться, как получил еще один мощный толчок в грудь. Но теперь тот, кто был моложе на час, остался стоять даже не шелохнувшись.

— Полагаю, что это питье пойдет тебе на пользу, родственничек. Теперь ты можешь справиться с чем угодно, и я от души желаю тебе удачи.

Он с силой топнул ногой на обочине дороги, и копыто сквозь почву и грязь со звоном врезалось в скальный грунт, уйдя в него по бабку. Вытащив его, он сказал:

— Через день я буду приходить к этому следу и смотреть, чем он заполнится. Если ты умрешь от болезни — плесень выступит на граните, если ты утонешь — след заполнит вода, но если ты погибнешь от меча или секиры — там будет кровь, и тогда я приду отомстить за тебя… ибо ты мне дороже всех людей на свете.

И Лось-Фроди ускакал прочь по лесной дороге.

Бьярки, стряхнув с себя грусть, отправился в долгий путь. Ничего дурного не приключилось с ним, пока он добирался до озера Венер. В то время конунг Тори Собачья Лапа пребывал то ли на войне, то ли на охоте — точно не известно. Жители Гаутланда очень удивились, увидев, что их властелин возвращается, ведь Бьярки верхом выглядел в точности как Тори.

Не понимая, что творится, Бьярки почел за благо не спорить с хозяевами, пока все не разузнает. Он позволил гаутам привести себя в королевские палаты и усадить на трон. Когда же настал вечер, его проводили в опочивальню к самой королеве.

Когда они остались одни, Бьярки сказал:

— Я не стану спать с тобой под одним одеялом.

Королева несколько отстранилась от пришельца, когда узнала, кто он на самом деле. Но она тоже сочла разумным скрывать, кто приехал к ней, ибо ведьмы или норны могли быть причастны к этому.

Некоторое время все шло своим чередом. Хотя Бьярки и королева не стали любовниками, но остались добрыми друзьями.

Когда Тори вернулся домой и обнаружил там своего брата, он был сам не свой от радости и заключил его в крепкие объятия. Услышав рассказ о том, что случилось, конунг заметил, что если и есть такой человек в мире, кому бы он мог без опаски доверить свою супругу, так это его брат. Он хотел, чтобы Бьярки остался у него, и готов был с ним поделиться всем, что имел.

Бьярки ответил, что желает иной судьбы. Тори предложил, чтобы его воины следовали за ним, куда бы он ни поехал. Но и от этого Бьярки отказался.

— Я направляюсь в Данию, к конунгу Хрольфу, — сказал он. — Хочу узнать, правду ли говорят, что его воины гораздо богаче, чем конунги в других землях.

— Может быть, и так, — сказал Тори сухо. — Но тем не менее я лучше останусь здесь. — И добавил более серьезно: — Помни, те птицы, что залетают выше других, чаще попадают в когти ястреба.

— Уж лучше так, чем всю жизнь прожить подобно кроту, — сказал Бьярки.

Тори хотел было ответить, но вовремя сдержался.

Когда пришла пора прощаться, Тори отправился проводить брата. Они простились как добрые товарищи, хотя каждый остался при своем мнении.

Мало что можно сказать о дальнейших странствиях Бьярки: он благополучно добрался до Зунда, заплатил за переправу, а там уже было рукой подать до Лейдры.

Год подошел к осени: каждый новый день становился все короче и холоднее. Когда Бьярки был уже близок к концу своего путешествия, дождь стал лить с рассвета и до заката, не давая ему заночевать где-нибудь на свежем воздухе. Однако он продолжал свой путь, желая как можно скорее добраться до Лейдры; и на исходе дня, промокнув насквозь, оказался на вересковой пустоши. Его конь был измучен долгим переходом, из последних сил скользя и хлюпая в глубокой — по колено — грязи. Ливень шумел по-прежнему, пронизывая ледяными струями сгустившуюся темень. В конце концов Бьярки сбился с пути.

Через некоторое время конь споткнулся о нечто, смутно напоминавшее могильный холм. Бьярки спешился, чтобы рассмотреть неожиданное препятствие поближе, и обнаружил, что это бедняцкое жилище, из тех, что не лучше землянки, крытой дерном и торфом. Дымник был чем-то прикрыт, но слабый красноватый свет изнутри проникал сквозь щели вокруг двери. Бьярки постучал. Какой-то мужчина слегка приоткрыл дверь. Он сжимал в руках топор, свирепо озираясь и недовольно ворча. Норвежец подумал, что в этой мрачной берлоге вряд ли что-либо могло бы привлечь грабителей. Даже его жена, жавшаяся поближе к глиняной плошке с углями в поисках толики тепла, была не из тех, на кого стоило обратить внимание.

— Добрый вечер, — сказал Бьярки. — Могу я остаться здесь на ночь?