Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки

Две разные мистические эпохи прошли с тех пор, как Волк занял пустующее место Владыки промежуточного мира. Если бы к тому моменту он оставался прежним властолюбцем и высокомерным магистром магии разума, его, быть может, и порадовала бы перспектива определять и направлять самолично пути путешествующих через междумир душ. Такая способность давала власть над разумными существами большую, чем способности, присущие служителям светлых градаций стихийных сил. Однако к моменту перехода Шартарат, звавшийся в прежние времена Элоахимом, уже успел осознать всю боль и тоску, служащие непременными спутниками подобной жажды. Он никогда не боялся потерь, уверенный в том, что любую из них можно возместить с помощью накопленной власти, а потом испытал на собственном опыте потерю, ущерб от которой оказался невосполним. Вслед за потерей пришли боль, тоска, ненависть, страх и ярость, превратившие его в беспощадного безумца, сокрушающего на своем пути с одинаковым безразличием города и гробницы, истребляющего целые племена разумных существ и выжигающего леса. Убить в те дни означало для него почувствовать себя на секунду живым… Ну а потом появился этот путник. Шартарат знал его когда-то, в дни, предшествующие исчислению эпох, очень многое они совершили вместе позднее. Потом их разбросало по разным мирам, а дальше — потеря и последовавшие за ней изменения… В общем, к моменту нового появления путника Элоахим далеко не сразу смог вспомнить его. И по сей день старается как можно меньше вспоминать из прожитого — некоторые грехи почти невозможно искупить. Он же совершил их все, без исключения.

В момент столкновения, Элоам хотел убить бесцеремонного путника, но это оказалось делом невозможным, поработить — глупым, лишить разума — безуспешным, но и прогнать — бесполезным. В момент встречи тот поклонился и назвал себя Звездным странником, после чего избежать общества гостя оказалось невозможным. В какой бы город излишне разумного мира ни приходил Элоахим, он сталкивался там с закутанной в сине-алую мантию фигурой путника, в стан какого бы племени ни вторгался он со зловещей кровожадной улыбкой, всюду он натыкался на грустно покачивающего головой «Звездного». Именно этим именем темный стал называть его в те дни, а позднее, со сменой миров и используемых языков, ярлык «Звездный» приобрел свойственное для истинного имени уникальное звучание — «Астерот». И он тоже был Волком… Лишь почувствовав это, усмиренный волчий нрав в душе странника, Элоам сумел обуздать собственное безумие. Но не сразу — многие еще погибли перед тем, как темный король Вар-Шрави вернул себе способность мыслить здраво и взвешенно.

Элоахим имел, можно сказать, прапраэльфийское происхождение. Во всяком случае, принадлежал он к одному из древнейших народов, для которых неподверженность старению являлась естественной чертой. Даже в эти времена, три эпохи назад, на заре исчисления времен здешних миров, когда и делить разумным созданиям было практически нечего, конфликтов и войн возникало немало. В те дни, когда на смену безвременью пришла последовательная череда эпох, произошла смена внутренних эр, предшествующая сбалансированная система рухнула, что и породило множественные столкновения. Довольно жуткие и, попросту говоря, "кровавые".

Прежние народы жили вечно, но совершенно не представляли, чем эту вечность можно занять. Движителя для их фантазии не существовало. Однако с момента краха системы, с наступлением случайного хода событий, пространство рухнувшего мира стало расширяться за счет появления новых капсулированных вселенных, разделенных между собой нулевыми прослойками. Вернее, ранее их называли так, пока не выяснилось, что те образуют собой нечто большее — тот самый междумир. С появлением миров, все более очевидным стало и действие внутри них малых сил, имеющих общие корни, но отличных — для каждой конкретной вселенной.

Элоам, уже очень давно, настолько, что память не могла воскресить события тех дней, покинул родной мир. В ином он обладал большой властью, но в чем та заключалась и как попала в руки — опять же неизвестно. Однако одно воспоминание он вытравить не мог, хотя именно от него и желал более всего избавиться…

Мир, где Элоахим стал королем, знал лишь два проявления стихийных сил: черное и белое, тьму и свет. По крайней мере, именно так их называли. Иногда — тень и созидание. Все, что лежало Между, считалось недопустимыми и опасными сплетениями, доступными для познания лишь избранным, проходящим обучение в закрытых общинах. Так всегда и в каждом мире: есть первосила-корень, вторичные силы, и, как апофеоз, — силы-смешения. Последние сначала называют корнем всех бед, а затем они постепенно вытесняют изначальные, меняя сам облик мира. Однако момент смены философии — это долгий промежуток времени… И в дни такого промежутка приверженцы устоявшегося понимания сил мечом и огнем подавляют инакомыслящих. Вот и Элоахима, когда он вспоминал последствия деления сил на черное-белое, невольно передергивало от ужаса.

В жизни можно совершить ошибку, большую ошибку, откровенную глупость, непоправимый поступок либо преступление, которое невозможно искупить. Когда-то он посчитал, что отстаивает единственно верное деление сил… Защищает тень от братания с вражеским созиданием. Руководствуясь этой мыслью, он разрушил чужую любовь. Не просто разрушил — отобрал надежду, принес боль, страдания, пробудил ненависть. Вложил в поступок всю мыслимую и немыслимую подлость, чтобы его воля не могла быть нарушена. Самое страшное в том, что во имя сохранения иерархии двух сил, Элоам пошел против собственной крови… но о сути преступления лучше не упоминать сейчас — все равно, что вырвать у Волка сердце, против его воли рассказав о произошедшем. Лучше уж так — обрисовать туманно, в общих чертах, соответственно антуражу междумира. Важно лишь то, что поступив, как должно, Элоам преступил черту дозволенного Создателем. И сам себя наказал… В дальнейшем, он уже не мог принять иных сил, кроме тьмы и всех ее «родичей», хотя, справедливости ради, надо сказать, что этих родичей оказалось немало. Но поначалу желание уничтожать живое затмило все остальные стремления — и только Звездного Элоам мог поблагодарить за остановку где-то на краю обрыва.

Теперь-то, конечно, Элоахим понимал, что кроме черного и белого есть еще множество иных цветов. И что варианты деления стихий на малые силы бесконечно разнообразны. Что каждый цвет уникален, потому что имеет множество оттенков, собственную красоту. Слишком поздно, но понял. Да только что толку — совершенного запоздавшим пониманием не изменишь. Но хотя бы появилась сумрачная надежда искупить свои ошибки… Когда-нибудь… Но и эта надежда — сродни мечте, а мечты — не того цвета, который Волк мог бы принять. И все же…