Гарри Тёртлдав - Крисп Видесский

Чтобы покинуть дворец, ему требовались взвод халогаев и дюжина зонтоносцев. И чтобы собрать эту свиту, ушло столько времени, что потребовались и факельщики.

Кто-то из дворцовых евнухов, должно быть, успел предупредить тюремщиков и солдат в здании чиновной службы, ибо те уже ждали прибытия императора. Криспа провели в комнату этажом выше собственно тюрьмы, над землей, и, стоило ему сесть, тюремщики приволокли скованного горожанина.

— На пол перед его величеством! — рыкнул один из стражников.

Горожанин опустился на колени и неуклюже бухнулся на живот.

— Ваше величество, — пояснил стражник, — это некий Копризиан, пытавшийся разбить череп нашему солдату.

— И разбил бы, ваше величество, — пробасил Копризиан, — да ублюдок был в шлеме. — Лицо у него было до удивления уродливое, даже если не обращать внимания на разбитую губу и пару свежевыбитых зубов.

— Неважно, — отмахнулся Крисп. — Я хочу знать, с чего началась драка.

— Так и я хочу, — ответил Копризиан. — Я что — кто-то мне врезал сзади. Я обернулся и ему звезданул — то есть, я думаю, что ему, потому как вокруг толпа народу бегала, все орут про еретиков, скотосолюбцев и Фос знает о чем еще. Ну, тут я разошелся. А потом какой-то сволочной кольчужник обломал копье о мою башку, и очнулся я уже тут.

— Ясно. — Крисп повернулся к тюремщикам:

— Уведите его. Похоже, он влез в драку и получил массу удовольствия. Приведите мне человека, который был при начале бунта, или кто его начал, если такой дурак признается. Я хочу добраться до корней.

— Слушаемся, ваше величество, — хором ответили стражники.

Пошли, ты, — добавил один из них, выводя Копризиана. Через некоторое время они вернулись, ведя человека средних лет в лохмотьях шикарной некогда туники.

— Это некий Миндей, — сказал стражник. — Схвачен на площади перед Собором. На пол, ты!

Миндей пал ниц с ловкостью человека, который делает это не в первый раз.

— С позволения вашего величества, — произнес он, вставая, — я имею честь служить старшим письмоводителем гипологофета Грипа.

Казначейский чиновник средней руки, подумал Крисп.

— Мне очень не нравится, Миндей, что люди, давшие клятву поддерживать государство, начинают мятежи, — сказал он. — Как ты мог так опозориться?

— Я лишь хотел выслушать проповедь пресвятого отца Пирра, ваше величество, — ответил Миндей. — Его слова всегда просвещают меня, а сегодня он был особенно красноречив. Он говорил о благородном рвении в изгнании Скотоса из наших жизней и из нашего города. Даже некоторые священники, сказал он, слишком долго терпели соседство зла.

— Да ну? — Под ложечкой у Криспа засосало.

— Да, ваше величество, и в этом немалая доля правды. — Миндей, как смог со скованными руками, начертил на груди солнечный круг.

— Выходя из Собора, люди, как всегда бывает, обсуждали проповедь. Кто-то помянул нескольких священников, известных своим попустительством. А потом кто-то заявил, что Скотос получит свое и от избыточного рвения святых отцов. Кто-то счел это намеренным оскорблением отца Пирра, и… — Цепи звякнули — Миндей пожал плечами.

— А ты, значит, совершенно невинен? — спросил Крисп.

— Совершенно, — ответил Миндей с подкупающей искренностью.

Один из тюремщиков прокашлялся.

— При поимке у сказанного Миндея были найдены пять кошельков, помимо его собственного.

— Действительно казначейский чиновник, — заметил Крисп.

Тюремщики расхохотались. Миндей изобразил невинность — с ловкостью человека, который делает это не в первый раз.

— Ладно, — сказал Крисп, — отведите его в камеру и приведите другого.

Следующий рассказал ту же историю. Чтобы увериться окончательно, Крисп приказал привести еще одного заключенного и выслушал тот же рассказ в третий раз. Потом, вернувшись в императорские палаты, он всю ночь размышлял, что же делать с Пирром. Хорошо было бы приказать патриарху носить намордник, но Крисп подозревал, что Пирр найдет теологическое обоснование не подчиниться.

— А может, и нет, — заметила Дара, когда он высказал эту мысль вслух. — Он может решить, что это замечательная новая аскеза, и попытается ввести ее в церковный обиход. — Она хихикнула.

Крисп тоже улыбнулся — на секунду. Зная Пирра, он подозревал, что права окажется Дара.

Тронную палату отапливала та же система несущих горячий воздух труб под полом, что и императорские палаты. Но натопить огромное пространство было не так просто. В тепле оставались разве что ноги.

Трон Криспа стоял на помосте, на высоте человеческого роста над полом. Ноги у императора тоже мерзли. Кое-кто из придворных, занимавших места среди колонн, откровенно ежился. Лучше всех приходилось стражникам-халогаям — те носили штаны. В родной деревне в такую погоду Крисп тоже надел бы штаны. Он безмолвно проклинал традиции, потом улыбнулся, представив, какую гримасу состроил бы Барсим, предложи император явиться в Тронную палату в чем-то кроме предусмотренной обычаем алой туники.

Когда в дальнем конце зала показался Пирр, улыбка исчезла с лица Криспа. Патриарх подошел к помосту упругим шагом юноши. По рангу ему полагались одеяния из синего шелка и золотой парчи, почти столь же роскошные, как императорские. Однако одет он был в простую монашескую рясу, потемневшую от влаги. Когда Пирр приблизился, Крисп отчетливо уловил хлюпанье воды в его синих башмаках — патриарх отказывался признавать капризы стихии, защищаясь от них.

Он простерся перед Криспом ниц, ожидая, пока ему не разрешат встать.

— Чем могу служить вашему величеству? — осведомился он, поднимаясь и спокойно глядя Криспу в глаза. Если его и мучила совесть, он скрывал это как нельзя лучше. Крисп решил, что это не так, — в отличие от большинства видессиан Пирр не был склонен к обману.

— Пресвятой отец, мы вами недовольны, — ответил Крисп формальным тоном, в котором долго практиковался на досуге, и подавил ухмылку — он не забыл назвать себя во множественном числе.

— Как так, ваше величество? — удивился Пирр. — Смиренный священнослужитель, я лишь пытаюсь нести истину в народ; кто может быть недоволен истиной, кроме того, кто ее боится?

Крисп стиснул зубы. Можно было и догадаться, что Пирр окажется крепким орешком. Патриарх носил собственную праведность, как солдат — броню.

— Неспокойствие в храмах не служит на благо ни церкви, ни империи, особенно теперь, когда на наших сварах наживется лишь Арваш Черный Плащ.

— Ваше величество, у меня и в мыслях не было сеять раздоры, — ответил Пирр. — Я лишь стремлюсь очистить клир от недостойных людей, пробравшихся в него за долгие годы небрежения и попустительства.