Леонид Бутяков - Владигор

Чародей почувствовал его состояние и негромко произнес:

— Извини, сынок. Мы не могли сказать тебе о том, что решили сделать. Заклинания ненадежны, если человек знает об их сути. Его естество противится магии. В тебе к тому же очень живы были воспоминания о Заморочном лесе… Через три дня действие магических сил прекратится, твое человеческое время вольется в общий поток. Ты этого никак не почувствуешь, просто утром, выглянув из окна, увидишь самый разгар весны.

Владий, пристально посмотрев в глаза Учителя, спросил:

— Сколько лет прошло в Синегорье?

— Три года.

5. «…Имя ему Владигор!»

Чародей был прав: проснувшись на рассвете четвертого дня, княжич не ощутил в себе никаких перемен. Но за окном уже буйствовала весна! Яблоневый сад, разбитый во внутреннем дворике Замка,> вскипал бело-розовым цветом, утреннее небо дышало прозрачной лазурью, и лишь заоблачные горные пики укрыты были седыми вечными снегами…

Однако эта радостная картина возрождающейся природы не вызывала ответного чувства в душе Владия. После памятного разговора с чародеем в оружейной комнате он по-новому смотрел на окружающий мир — уже без наивного ребяческого удивления и восторга, но так, будто постоянно ждал от него очередного подвоха. Хотя Владий заверял Белуна, что понимает цель, которую ставили перед собой чародеи, и вполне оправдывает использованные ими средства ее достижения, что не держит обиды в сердце за вычеркнутые три года, что, напротив, благодарен за драгоценные познания и навыки, приобретенные им столь необычным образом,— и говорил он все это с полнейшей верой в свои слова, ничуть не лукавя,— но на самом донышке души оставался тяжелый и горький осадок.

Не жалел он о плате, которой пришлось расплатиться за обучение в Белом Замке. Понимал, что в обычных условиях и трех лет оказалось бы мало, а без усвоенных здесь наставлений нечего и думать было бы выступить против Климоги. Одно лишь он считал несправедливым: ну почему чародейский синклит принял решение о его судьбе, не спросив дозволения у него самого? Конечно, Владий с радостью бы согласился на такое испытание, может, не три, а все пять годков отдал бы им во имя достижения главной цели. Так ведь даже не поинтересовались его мнением! Испугались, что хилое человеческое «естество» воспротивится заклинаниям? Чепуха! Просто не доверяли ему, наверно, как привыкли не доверять обыкновенным смертным людям. И привычно для себя приняли решение, ничего не сказав тому, кого оно прежде всего касалось. Таковы уж, видать, все чародеи — даже лучшие из них, считающие себя добрыми и справедливыми…

Были у Владия и другие причины для сумрачного настроения, первейшая среди них — беда, в которую попала ведунья Лерия. Ему следовало бы сразу догадаться о том, что слуги Черного колдуна нашли и схватили ведунью. Иначе откуда мог Арес узнать в подробностях ее облик, которым заманивал княжича в лапы нетопыря-убийцы? Но в круговерти тех дней Владий как-то не задумывался об этом. Лишь позднее возникли у него смутные опасения, которыми он поделился с Белуном.

Чародей подтвердил худшее: Лерия угодила в ловушку, расставленную Аресом, через два «синегорских года» (так теперь называл Владий время, пролетевшее без него за стенами Замка) после того, как они расстались. Ее Держат в заточении где-то в подвалах Ладорской крепости. Вероятно, Климога и Арес еще рассчитывают использовать ее в своих коварных замыслах, иначе Давно бы уже казнили.

Филимон, не раз тайком наведывавшийся в Ладор, много жуткого слышал об этих подвалах. Они были заново отстроены по княжескому повелению вместо прежних подземных сохранов, однако же точного их расположения, входа-выхода никто не знает: Климога погубил землекопов и каменщиков, едва они закончили свою работу… Неизвестно и то, сколько добрых людей сгинуло уже в тех подвалах, сколько продолжают терпеть в них мучения. Без всякого разбору и суда бросают в подземелье любого, кто неугоден князю или Черному колдуну. А подробнее расспросить не у кого, поскольку живым оттуда еще никто не выходил. Некоторые убеждены почему-то, что княжна Любава и княжич Владий, закованные в кандалы и еженощно истязаемые, тоже там гниют…

Судя по чародейской карте Синегорья, начертанной Хрустальным Шаром, княжество под владычеством Климоги претерпевало ныне свои наихудшие времена. Голодные бунты, неведомые болезни, под корень изводившие целые селения, бесчинства борейских наемников, никем и ничем не сдерживаемый произвол, творимый княжескими наместниками, разбойничий разгул, постоянные набеги диких кочевников на восточньн земли и морских лихоимцев — на Венедское побережье полное разложение некогда славной княжеской дружины, повсеместное пьянство, воровство, наушничанье Вот сколько несчастий обрушилось на страну после смерти Светозора.

Владий стискивал зубы и сжимал кулаки. Он рвался из стен Белого Замка, словно они стали для него тюремными. Он жаждал действий — скорых, решительных, жестких. Но Белун неумолимо пресекал его нетерпение, дожидаясь ему лишь ведомого часа.

И наконец этот час настал.

…Белун разбудил его с первыми солнечными лучами, озарившими вершины гор. Как только Владий, почувствовав легкое прикосновение к плечу, открыл глаза, чародей быстро приложил к губам ладонь — знак молчания. Юноша мгновенно вспомнил его наставления о том, как должно вести себя в День Посвящения: не издавать ни звука, ничему не удивляться, без торопливости, но и без лишних раздумий следовать всем указаниям Учителя. «Значит, время пришло!» — радостно подумал Владий.

Быстро умывшись, он облачился в белую хламиду, принесенную чародеем, подпоясался ремнем из сыромятной кожи и вопросительно указал глазами на меч — брать? Белун коротко кивнул в ответ и вышел.

Филимона, который все последние дни неотлучно находился при княжиче, сейчас рядом не оказалось. Жаль, с ним бы он чувствовал себя более уверенно. Владий ощущал странное напряжение, какую-то нервную взбудораженность в теле, хотя прекрасно понимал, что любые испытания, которые сегодня выпадут на его долю, вряд ли окажутся ему не по силам. Об этом недавно и Белун говорил: дескать, День Посвящения не сил потребует, а души, поскольку именно душа в этот день проходит проверку и обретает Имя.

Владий спустился в большую залу, где возле погасшего очага его поджидал чародей. Беззвучно, одними губами обозначив магические слова, Белун взял из очага холодный уголек, нарисовал у себя на лбу черный круг и точно такой же — на лбу юноши. Затем положил уголек в холщовый мешочек, который Владий привязал к поясу. После этого он знаками объяснил, что сейчас они направятся высоко в горы и ученик должен идти за ним след в след, если не хочет сорваться вниз.