Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

  — От какого столба? — не понял Бьярки.

  — От деревянного, — пояснил Локи. — Глубоко и надежно вкопанного. Быть может, просмоленного снизу, чтобы надольше уберечь от гниения.

  — Но при чем тут столб? — продолжал недоумевать Бьярки.

  — А при том, — сказал Локи, — что разбегаешься и со всей дури бьешься в него башкой. И когда мозги отказывают напрочь, начинаешь нести всякую безумную чушь, выдавая её за мудрые пророчества.

  — Следует ли из твоих слов, что норны бьются головами о столб, когда предрекают будущее великим конунгам при их рождении на свет? — поразился Бьярки.

  — Разумеется, нет, — промолвил Локи. — Я просто пытаюсь шутить. Но с тобой, похоже, это пустая трата времени. Ты слишком серьезен. Вы все тут невероятно серьезны. Хотя иногда в мое сердце — которое мне удалось урвать у колдуньи-неудачницы, пускай и в обмен на задницу! — закрадывается подозрение: а не прикидываетесь ли вы серьезными? Там, под своими каменными лицами-масками — не смеетесь ли над старым добрым Локи? И не таится ли в каждом вашем слове глубоко упрятанная от моего понимания издевка? Не чересчур ли тонок для меня ваш юмор? Ведь это я шучу просто и открыто. А кто знает, как шутите вы?

  — Мы, исландцы, никогда не шутим, — сказал Бьярки.

  — Неужели? — спросил Локи недоверчиво.

  — Я пошутил, — промолвил Бьярки.

              Дерзкая стойло

                     корова порушила.

              С вороном старым

                     собачился ёж.

              С призраком свару

                     могила затеяла.

              Русалку бранчливую

                     тролль разобидел.

              Крякнула мерзко

                    красотка хмельная.

              Локи прошляпил

                    дивного зайца.

              Жопа тотчас

                    посмеялась над шеей.

              В викинге день

                    необычный в обычном

              Нуждался.

  — Иной раз мне мерещится в твоих строках какой-то смысл, — сказал Бьярки. — В самом деле, только остолоп назовет этот день обычным. Но для чего среди того хаоса, в какой ты окунул наш маленький спокойный мир, вдруг возникла нужда в обычном викинге, а не в герое из героев?

  — Хотя бы потому, — пояснил Локи, — что героями не рождаются. Это все выдумки обдолбавшихся скальдов. Героями делают обстоятельства. Самый смирный и даже трусоватый мужичок, если его вытащить из теплой норы, припереть к стенке и лишить надежды на бегство, внезапно и ко всеобщему изумлению, в том числе и к собственному, способен посрамить самого отпетого берсерка. И когда он выдернутой из земли жердиной размечет дюжину бывалых ратников, всякий назовет его героем, а уж дело скальдов расписать его неказистую персону наивыгоднейшим образом и в ярчайших  красках, добавить полтора фута росту и умолчать про опачканные портки.

  — Тот случай, когда жопа и вправду потешится над шеей, — согласился Бьярки. —  У всех на виду гордая осанка и пылающий взор истинного героя. А из мокрых штанов доносится ехидный голосок:  «Эй, эй, не задирай нос чересчур высоко! Уж я-то знаю истинную тебе цену...»

              Зерна жемчужные

                    влагой покрылись.

              Волк опечаленный

                    встретился с ужасом.

              Цель погубила

                    раскаленную задницу.

              Грозный ягненок

                    жестоко ошибся.

              Углем наполнен

                    залив Холостяцкий.

              Берсерк паршивый

                    с капканом беседовал.

              Слишком просторной

                    стала Вальхалла.

              Надолго запомнит

                    ирландца кичливого

              Мертвая роща.

  — Я ничего не понимаю из этих строк, — сказал Бьярки. — Но чувствую в них что-то зловещее. Например, что от домов Откеля Разумника и Оттеля Долдона останутся одни угольки. И что Вальдимар конунг оставит по себе дурную славу в нашей долине. Ведь «мертвая роща» — это ряды бьерндальских мужей, понуро  бредущие по тропе, что ведет в Вальхаллу. Грозные ягнята — вот кто они перед ирландскими ратниками.

  — А почему не раскаленные задницы? — засмеялся Локи.

  — И хотя там их ожидают вечный пир и вечная победоносная битва, —  продолжал Бьярки с печалью в голосе, — воспоминания о разоренных дворах и оставленных пришельцам на поругание женах и дочерях, чьи ожерелья из белого жемчуга окропятся слезами, тяготят их неуспокоенные сердца.

              Тоска исступленная

                    заледенела.

              Голос нежданный

                    юнца призывая.

              Ас никудышный

                    наградил Скади-Лыжницу.

              Безмятежно угас

                    застарелый пожар.

              Конунг могучий

                    зашелся от хохота.

              Бьярки с опаской

                    рассматривал дверь.

              Ётун тупицу

                    расспрашивал грубо.

              Сходен был старец

                    с обиженным гробом.

  — Стало быть, дверги тут ни при чем, — сказал Локи задумчиво. — А вот кого из асов я мог назвать никудышным?  Да любого на выбор. Хотя бы даже и самого себя.

  — А что это за дверь, которой я так опасался? — спросил Бьярки.

  — Скоро узнаешь, — отвечал Локи. — Уж за это я могу поручиться.

              Волк чуял колдунью.

                    Тролль малоумный

              Сделал попытку

                    выдумать вису.

              Угробил вконец

                    Рагнарёк медвежонка.