Танит Ли - Героиня мира

Драхрис склонился надо мной.

— Ах ты, сука, — сказал он, — зачем же ты меня убила, ведь я дарил тебе наслаждение?

— Ты не дарил.

— Дарил. А что же ты, по-твоему, чувствовала? Почему ты не подождала?

— Это был огонь… ты прожег бы меня насквозь..

— Лживая шлюха. То был огонь страсти.

Лицо у него белое, как у мертвеца, смерть заморозила его.

Мельм отпихнул его плечом, и надо мной склонился Кир Гурц.

— Ара, — сказал он, — где браслет, что я подарил тебе?

— Мама! — пронзительно закричала я вслух. И сквозь колючую изгородь теней ко мне потянулась Роза, она хотела обнять меня. Но тени утащили меня вглубь, и Роза пропала.

Я тонула во мраке, под многомильной толщей запредельно черной тьмы, и вдруг мне стало прохладно, и боль оставила меня, только зрение не вернулось, а в ушах по-прежнему звучала песня моря. Там, на дне ночи, я притронулась к… кому-то.

Кто же это? Не мама, которую я любила. Это не мой красивый папа, даже не Илайива, умирающая в ледяном отчаянии. Нет, это ни один из них. Но соприкосновение столь глубокое и утешительное.

Столь утешительное, столь прекрасное, пусть же останется со мной это священное необъяснимое мгновение…

Но я проснулась.

Жар спал. Теперь мне нужно лишь поправиться. Когда я плакала во сне, который позабылся, они обтирали меня душистыми тряпочками и поили лекарствами, чтобы облегчить боль.

И лишь через несколько дней я поняла, что у меня начисто пропала всякая тяга к сладкому.

Когда я наконец смогла выйти и посидеть в саду, оказалось, что там давно уже буйно цветут розы. Стояло лето.

— Ты — чудо, — сказала она. — Твоя красота осталась при тебе. Что ж. Мы можем воспользоваться этим для дела.

Роза принесла мне розу. Она была очень нежна со мной. Я решила, что вся ее доброта — показная, но все равно почувствовала признательность.

Я спросила ее, но сначала она ни в какую не соглашалась рассказать мне. А потом поведала, что произошло с Ликсандором за те два месяца, которые я проболела.

Он не мог подать в отставку, потому что идет война. Ну вот, а потом друзья остановили его. Он как раз собирался принять яд. Все говорят об этом. Он опозорен. Ну, а потом у него стало плохо со здоровьем, и его услали домой, в провинцию. «Уж лучше бы, — добавила она, — его убили на дуэли, и тем бы все и кончилось».

Южанин теперь за много миль отсюда, в столице; он уехал туда несколько недель назад. Хотя пересуды о дуэли ходят до сих пор, имя Фенсера стараются не упоминать, а на долю Ликсандора приходятся саркастические недомолвки.

Однажды утром Роза сказала мне:

— Может, возьмете меня с собой, когда станете хозяйкой поместья Гурц?

И тут я посмотрела на Розу, впервые посмотрела по-настоящему.

— Мадам пообещала отпустить меня. Чтобы я ухаживала за вашими волосами. Я живу с ней с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Она сказала, что подарит мне букет… (Под этим выражением подразумевается прощальный денежный дар.)

Воллюс хочет иметь собственного агента в моем будущем доме?

Но на лице у Розы такое горячее желание; Роза, румяные щеки, темные завитки волос. Она старше меня или моложе?

— Сколько тебе сейчас лет, Роза?

— Почти пятнадцать, госпожа. Как и вам.

— Почему ты хочешь уехать со мной?

— О госпожа, там так красиво — все говорят. Мне не очень-то нравится в городе. Я родилась в провинции. Я самая настоящая деревенская девушка. Знаете, я умею доить коров. И замечательно ухаживаю за курами.

— Роза, а ты будешь красить им перья в белый цвет и намазывать ресницы?

Она оторопела, а потом расхохоталась.

— Ох, — сказала она, — что вы за человек. А ведь всего пару недель назад мы думали, вам не выжить. — Тут она покраснела и сказала: — Только мне нельзя вам рассказывать про то, как они решили, что вы умрете.

— Мне хотелось умереть. Не знаю… Не понимаю, почему я не умерла.

— Слишком многое еще предстоит вам совершить, открыть и увидеть, — сказала она. — При всей своей суматошности этот старый мир так красив.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Небо полыхнуло утренней желтой жарой, запахло пылью, благовониями, гвоздикой, потрохами, рыбой и застоявшейся речной водой; фасады белых зданий и граненое стекло вод открыли ответный огонь, чрезвычайно похожий на резкий порыв ветра, — я заслонила глаза рукой.

Вальяжный адвокат и Роза помогли мне удержаться на ногах.

Не успел нанятый нами роскошный экипаж остановиться на бульваре напротив мэрии Крейза, как тут же кругом стали оборачиваться прохожие, желая поглазеть на него.

Мое появление — на мне утреннее платье пунцового цвета с золотыми застежками, а в ушах (алхимик порекомендовал проколоть их, чтобы ускорить ход выздоровления) аметистовые серьги-слезки — мертвенная бледность моего лица и хлопоты Розы отнюдь не способствовали ослаблению интереса.

— Посторонитесь, пожалуйста, позвольте даме пройти, — твердо сказал молодой адвокат.

Мне запомнился невероятный холод, царивший внутри этого здания, но теперь оно встретило нас чудесной прохладой. Караульный явился немедля. Нас провели в переднюю с лепными украшениями на втором этаже, там сидел только пожилой писец, строчивший что-то в своем гроссбухе.

Я оперлась на Розу, а мой адвокат проговорил:

— Как видите, даме нездоровится. И мы не потерпим проволочек.

— Вы назначены на прием? — прохрипел писец.

— Вам следовало непременно позаботиться об этом. Мой секретарь обращался к вашим начальникам два дня назад.

— Два дня? Раньше, чем через две недели никого не принимают.

— Голубчик мой, — с пафосом произнес адвокат, и его хорошо поставленный, как у актера, голос заполнил помещение и забился о стены и окна, — эта дама — вдова воителя и принца из нашего города. Ее заставили прождать три месяца. А теперь ее примут не поздней, чем через три минуты.

Хотя писец, словно дриада, явно сросся с деревянным столом, он тут же встал и бесшумно удалился.

Разумеется, не прошло и получаса, как нас приняли.

Мне не было нужды сочинять какие-либо фразы. Я сидела в кресле, прикрыв глаза обтянутой перчаткой рукой, на которой поблескивал массивный золотой браслет.

— Позаботьтесь о том, чтобы его непременно заметили. Когда-то он принадлежал королеве, — наказала Воллюс, вручая его мне. — И не смотрите ни на кого из них, разве что изредка бросьте взгляд. А затем переведите его — глаза большие и полны света, устремлены вдаль… вот так. Да, именно. У вас от природы такой взгляд, он годится для дела и в то же время опасен.

Мой адвокат сообщил чиновнику о том, что супруг мой скончался во время изменнического отступления с юга. Его попытки уговорить генерала Дланта отказаться от безумных предательских намерений ни к чему не привели. Сердце его не выдержано, и он умер. Я — южанка, но связана родством с семействами Севера, и у меня имеются здесь друзья, например госпожа Воллюс (чиновник повел бровями). Я покинула родину, последовав за супругом, доверясь его покровительству. После кончины мужа мне довелось перенести жесточайшие испытания; человек, потрудившийся узнать хоть что-нибудь о последних днях отступления, может представить себе, какие именно. Добравшись наконец до родной провинции и города своего покойного супруга, принца Гурца, я обнаружила, что ко мне относятся как к бродяжке. Несправедливое унижение послужило последним ударом для моего пошатнувшегося здоровья. Болезнь свалила меня с ног, и доктора почти уже было потеряли всякую надежду.