Валерий Иващенко - Единственный воин Королевы

– Барон ван Хольм лично, – безапелляционно сказал Гуго хриплым от жары голосом. – Или граф ван Зее – с остальными даже и говорить не стану. Дальнейшие переговоры привели к тому, что Гуго согласился снять сверкающие доспехи и ограничиться серого цвета лёгкой походной кольчугой – чтобы народ не пугать да не провоцировать. А офицер дал слово дворянина, что приехавший с миром благородный рыцарь будет в безопасности. На том и порешили. Принц не без облегчения снял изрядно оттягивающее плечи железо, забросил в специально для этих целей приспособленную дорожную суму крепкой кожи. Затем надел свою старенькую кольчугу, потянулся, улыбнувшись ощущению лёгкости. А в это время офицер отошёл чуть назад и вполголоса совещался со своим магом.

– Ничего не понимаю, ваша светлость, – шепнул тот. – Оба шара подмаргивают – но что не маг, готов голову на отруб дать. И в самом деле – два небольших прозрачных шара, изготовленные неведомым образом в столице, в подвалах скрюченной и страшной магички Босхи, тускло мерцали. Если тот, что закреплён на дощечке и обведён кольцом белой краски и должен был сигнализировать об обладании испытуемым силой Царства Света, никого не удивил… то налившийся ночью такой же, обведённый кольцом мрака, явно свидетельствовал о принадлежности к высшим слоям власти самого Королевства Хаоса.

– Чудные дела, – вздрогнул офицер. – И впрямь опрометчиво было бы допытываться имени от такого – ведь выходит, что его Сила прошибает даже испытательные шары… Маг в чёрном, ужасно неудобном в такую жару балахоне поджал губы и промолчал. Вполне могли бы быть и другие объяснения, но лезть в такие дела и впрямь не стоило.

– В любом случае с этого парня даже волос упасть не должен, – заметил он.

– Охранять надобно, как самого короля. Согласно покивав, офицер вновь отправился на переговоры.

Гуго сидел на балконе в тени вьющегося, буйно заплёвшего всю двухэтажную гостиницу растения с пятиугольными зелёно-лиловыми листьями и терзал свою цитру. Мало того, он ещё и горланил песню, наспех подобранную на мотив здешнего королевского марша. Вдобавок к тому непотребству, что слова он нарочно подобрал самые разухабистые, так добронравным девицам с порядочными горожанами слушать её и вовсе было бы зазорно. Но лужёная глотка мающегося бездельем принца разносила по всему городку неприличные куплеты, вгоняя в краску одних и заставляя ужмыльнуться других.

– Да пусть горло дерёт, – двое стражников на углу заржали, едва не потеряв свои копья, когда зычный голос второй день буйно гуляющего лорда оповестил округу, что творили с огурцами две девицы тёмной ночью. – Помнишь, как мы в Скавеле после дела отрывались? Парень в своём праве… Сказать по правде, Гуго вовсе уж не отличался буйным нравом, как он хотел показать окружающим. А вот проверить их реакцию на лёгонькую крамолу, да пощупать – насколько же простирается здешняя долготерпимость, это вот оно самое и было. Ибо королевский марш тут почитался едва ли не святыней. Но народ и солдаты оказались такими же точно родными и милыми сердцу раздолбаями, коими хоть пруд пруди и в родном Царстве Света. Родном ли? Принц так задумался, что едва не сбился с ритма. Но мгновенно выправился и тут же в весьма фривольной интерпретации вплёл в песню куплеты, услышанные в до поросячьего визга надравшейся моряцкой компании в таверне старины Фабио. Эх, как же далеко до утопающего в зелени Ривердэйла! Да и Лорндэйл, столицу, если вдуматься, домом тоже назвать язык как-то не поворачивался. Как ни крути, а столь понравившийся чужой остров, славящийся на весь мир вином и удобным расположением, больше подходил на роль милого сердцу пристанища. Но коль матушка Изольда сказала, что пусть остаётся сыну… При воспоминании о матери сердце сына потеплело. И руки сами собой плавно и незаметно перевели мелодию чеканного марша в мягкие и напевные переливы песен родного баронства. Заметив это, Гуго тотчас исправил свою оплошность, вернувшись к столь почитаемой здесь музыке – но так, что в его исполнении она уж очень стала походить на известную во всём мире разудалую и похабную песенку о пастушке Мэри и удалом драгуне. Под балконом остановился всадник. Уронив поводья, он некоторое время вслушивался в разливающуюся в вечереющем воздухе музыку, а затем осведомился:

– Гуляем помаленьку, лорд? Перегнувшись через увитые зеленью перила, Гуго узрел в седле крепко сбитого мужчину с неуловимо властной осанкой. Спокойный и чуть равнодушный взгляд того в свою очередь обежал принца, на миг споткнувшись на его серых глазах.

– А, барон! Поднимайтесь, тут ещё есть что-то достойное нашего с вами внимания, – и он выразительно звякнул бутылками. Барон ван Хольм – а это был именно он собственной персоной – усмехнулся, по-прежнему сохраняя цепкий и внимательный взгляд. Кивнув, спрыгнул с коня. Бросил поводья подскочившему солдату и пошёл ко входу в постоялый двор уверенной поступью знающего себе цену человека. Ещё бы – один из лучших полководцев тёмного королевства, ученик графа ван Зее. А уж о том уважительно отзывался даже барон Твидлих, немало шишек заработавший в столкновениях с ним… Хотя у Гуго при себе имелся большой, размерами более похожий на кисет кошель с ценящимся во всём мире металлом и даже парой векселей здешних банков, добытых графиней Люцией у шастающих по всем морям купцов, хозяин заведения снабжал молодого лорда всем необходимым абсолютно бесплатно. Правда, с философским выражением лица. Понятное дело – офицер шепнул что надо или повелел представить полный счёт позднее. В дверь номера постучали.

– Не заперто! – рявкнул Гуго так, что перепуганные голуби взлетели с пыльной, кое-как мощёной улицы. Барон вошёл в комнату. Заметив, что молодой нахал даже и не подумал не то, чтобы вернуться с балкона, но даже и встать, он усмехнулся. Скинул перчатки, небрежно бросив их на столик, и проследовал наружу. Гуго ногой подвинул ему лёгкое плетёное кресло и в руках продемонстрировал две бутылки, с эдаким лёгким вопросом приподняв бровь. Ван Хольм предпочёл белое вино, тем более что посуда запотела от прохлады. Пробка оказалась удалена со сноровкой, свидетельствующей о немалом опыте. И тут же призывное, знакомое и милое сердцу журчание раздалось над парой чистых бокалов. А барон миолётно призадумался, отчего молодой человек даже не озаботился ничем из беззаботно оставшегося в комнате оружия. Но взглянув в глаза поближе, счёл что это не столько от уверенности в собственной безопасности, сколько как демонстрация, что этот светлый и голыми руками свернёт опытному воину шею, как цыплёнку. И ван Хольм начал потихоньку проникаться к этому ещё непонятному лорду тем уважением, о коем твердил ему офицер два дня тому. Разумеется, офицер и сын знатного лорда вовсе не прибывал лично в столицу королевства, славный и богатый Эксер. Говорили через сияющее радужными разводами зеркало, накрытое понятными только магикам заклинаниями. И вот теперь могучий барон убеждался, что чутьё его не обмануло. Ибо после нескольких обязательных, дежурных фраз вежливости сразу стало видно, что молодому человеку отнюдь не в новинку вращаться в самых высших сферах. Непринуждённость в изысканном и в то же время ни к чему не обязывающем разговоре, умение тонко сплетать оттенки смыслов и расцвечивать их искорками мысли. Изящество манер и одновременно суровая простота воина – всё это наводило на мысли. Очень и очень тревожные мысли. Итак, что же мы имеем? Молодой крепкий парень, древностью рода как минимум не уступающий самому барону. Не из тех писаных красавчиков, чьи услуги так щедро оплачивают увядающие дамочки, но и отнюдь не простая крестьянская морда. Боец такого уровня, что не хотелось бы попадаться под такого в сражении или дуэли. Образован по высшему классу – даже сам ван Хольм вряд ли смог бы в приличном обществе на лету цитировать ле Бодуэна или эльфийские сонеты без риска нарваться на поправку или уточнение. Лицо неуловимо знакомое, хотя серые глаза неоспоримо говорят о принадлежности к Царству Света. А пуще всего – некая слабо уловимая небрежность в обращении, которая человека знающего настораживает сразу и надолго… В конце концов Гуго, заметив становящуюся всё более заметной и даже неприличной задумчивость ван Хольма, с бледной тенью улыбки на устах заметил: