Антон Грановский - Властелин видений

– Я тоже. Но это было давно. Садитесь поближе к печке, сейчас будем ужинать.

Полчаса спустя, наевшись вяленого мяса и напившись травяного чая, путники растянулись на полу. Рамон тихим, печальным голосом читал стихи, прочие молчали.

– «Ведь для людей повсюду место гиблое, – тихо бормотал толмач. – Никто назад не вышел из спустившихся… в обитель вечной ночи и молчания».

– Эй, толмач, – сердито окликнул Хлопуша. – Может, хватит завывать?

– Вам не нравятся стихи?

– Нравится? Да мое брюхо урчит куда приятнее твоих завываний.

Рамон прищурил на здоровяка черные бархатистые глаза и сказал:

– Я не сержусь на вас, сеньор Хлопуша. В своей грубой жизни вы видели мало прекрасных вещей и, конечно же, при всем желании, даже если бы оно у вас было, не смогли бы отличить истинную красоту от полного безобразия.

– Это я-то не видел прекрасных вещей? Поверь, толмач, я видел больше жареных цыплят, чем ты блох в своих распрекрасных батистовых подштанниках. – Хлопуша зевнул и добавил: – Эх, сейчас бы молочного поросёночка… Да на вертеле… М-м…

– Хлопуша, – снова заговорил Рамон, – ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос.

– На какой?

– Если бы судьба забросила вас на необитаемый остров, на котором нет ни зверья, ни травы, ни деревьев. Чем бы вы там питались?

Хлопуша наморщил лоб.

– Даже не знаю, – ответил он после паузы. – Думаю, в этом случае мне пришлось бы набить брюхо камнями, как это делают утки и гуси.

– А когда кончатся камни? Что вы будете есть, когда кончатся камни?

Хлопуша усмехнулся.

– Боюсь, что тогда мне придется слопать себя самого.

– Достойное решение, – кивнул Рамон. – И с какого же фрагмента своего тела вы начнете? С окорочка или с филейной части?

Здоровяк нахмурился.

– Хватит меня доставать, толмач.

– Не злитесь, сударь, это была шутка.

– Я понял. Но в другой раз, толмач, тебе придется шутить с моим палашом, а он не большой любитель шуток.

Глеб, сидевший на расстеленном на полу соломенном тюфяке, вдруг напрягся и вскинул руку в предостерегающем жесте. Рамон, Хлопуша и Бровик насторожились.

– Что там, Первоход? – прошептал Бровик.

– Что ты услышал? – взволнованно спросил Хлопуша.

Глеб облизнул пересохшие губы.

– Кажется, к нам пожаловали гости.

– Гости? Какие гости?

– Пока не знаю. Но это точно не люди.

Хлопуша несколько секунд вслушивался в тихое завывание ветра за окном, потом пожал плечами и сказал:

– Но я ничего не слышу.

– Рамон, погаси факел, – распорядился Глеб.

Когда в комнате стало темно, Глеб скользнул к щели в ставне и осторожно выглянул наружу. В лунном свете он разглядел темные тени, окружающие хижину. Одна… Две… Три… Четыре… Пять… Глеб насчитал с десяток теней, но наверняка их было больше. То и дело в темноте вспыхивали красными, хищными огоньками глаза.

– Твою мать… – тихо выругался Глеб.

И вдруг пылающий глаз прильнул к щели с той стороны. Глебу показалось, что его лицо обдало гнилостным дыханием. Он отпрянул от щели, быстро прикрыл окно заслонкой и снова сел на пол.

– Что там, Первоход?

– Что-нибудь удалось разглядеть?

– Этих тварей больше, чем я предполагал, – ответил своим спутникам Глеб.

– Что мы будем делать? – спросил Рамон.

– Драться. – Взгляд Глеба остановился на лице Бровика, едва освещенном бликами от пылающей печурки. – Здесь есть подпол. Бровик, ты…

– Я пойду с вами, – быстро возразил Бровик.

– Вы совсем еще отрок, – сказал ему Рамон. – Переждите сечу в подполе. В этом нет ничего позорного.

– Даже не смей мне такого предлагать, толмач! Я владею мечом не хуже, чем ты своими дурацкими ножичками!

– Никто с этим не спорит, но…

– Хватит! – яростно прошептал Бровик. – Я буду драться. А если ты попытаешься меня остановить, я врежу мечом по твоей смазливой физиономии.

Глеб усмехнулся.

– Пусть будет по-твоему, ловчий. Теперь слушайте. Мы с Хлопушей выйдем первыми и попытаемся оттеснить тварей от хижины. Вы – за нами. Бровик, как только путь будет свободен, беги к реке. Там, слева от луки, в зарослях рогоза у меня спрятан челнок. Спусти его на воду, отплыви от берега и жди.

– Почему я?

– Потому что ты самый ловкий и быстрый из нас. Хлопуша – увалень, Рамон плохо знает лес. Сам видишь, что больше некому.

Бровик хмуро вздохнул и ответил:

– Добро. Я сделаю, как ты сказал.

7

– Все готовы?

– Да.

Глеб на секунду замер перед дверью, собираясь с духом, затем сдвинул засов, распахнул дверь и шагнул на улицу. Порыв холодного ветра бросил ему в лицо россыпь ледяных капель.

Лужайка перед хижиной, тускло освещенная луной, была пуста. Но на границе чащобы, там, где черной, неприступной стеной стояли деревья, притаились враги. Их присутствие ясно угадывалось – по шорохам и легкому шепоту, доносившемуся из чащи, который не могли заглушить ни ветер, ни перестук дождевых капель, ни шум колеблемых ветром ветвей.

– Я ничего не вижу, – сказал Хлопуша. – Слышишь, Первоход, а может, там никого нет?

Глеб, держа в руках скорострел, пристально вгляделся в черную стену деревьев и велел:

– Подойдем поближе.

Он первым двинулся вперед. Шаг, другой, третий… Ничего не происходило. Дождь все так же стучал по листьям и траве. Ветви деревьев все так же поскрипывали на ветру.

Сердце Глеба билось учащенно. От холода и напряжения его слегка знобило. Он прошел еще пару шагов и вдруг остановился. Из-за дерева вышла темная фигура.

– Первоход! – воскликнул Рамон.

– Вижу!

Глеб прижал приклад скорострела к плечу и нажал на спусковой крючок. Стрела прошила голову твари насквозь, выбив из нее облако грязи. Существо, нелепо перебирая ногами, повалилось на куст бузины.

От черной стены деревьев отделилась еще одна фигура. Рамон ринулся ей навстречу и вскинул руки, в каждой из которых было по кинжалу. Лезвия кинжалов тускло сверкнули в лунном свете, вспарывая гнилую плоть упыря.

Третий упырь шагнул на лужайку. Глеб нажал на спуск, и голова твари разлетелась вдребезги. Мгновение черная, безголовая фигура стояла неподвижно, затем рухнула на землю.

И тут твари ринулись со всех сторон.

Глеб едва успевал передергивать зарядную скобу скорострела. Стрелы впивались в черные тела упырей, вышибая из них фонтаны черной крови.

Толмач Рамон прыгал от упыря к упырю со скоростью рассерженной кошки и резал их кинжалами. Хлопуша махал мечом, рассекая упырей на части.

Трое рослых упырей выросли перед Рамоном почти одновременно.

– Сгиньте! – крикнул им толмач. – Во имя Отца… (Клинок кинжала взрезал упырю глотку.)

– И Сына… (Еще один упырь рухнул на землю с пронзенным сердцем.)