Надежда Мамева - Магометрия. Институт благородных чародеек

Мы оба понимали, что этот вечер без продолжения, а оттого подначивали друг друга безбоязненно.

— Даже не знаю… — коварно протянул Лим и поднял бокал: — Предлагаю тост: выпьем за то, чтобы нам хватало сил поддаваться соблазнам!

Наши бокалы встретились. Легкий мелодичный звон совпал с тем моментом, когда камень кольца на пальце демона загорелся алым.

— Я думал, у нас в запасе еще есть время. Надо срочно уходить.

Покидали зал с достоинством дезертиров-аристократов: медленно, чинно, но целенаправленно. Навстречу попался официант-прислужник, в этот момент несший нам заказ. Парень, к слову, выглядел обнищавшим дворянином, но никак не подаваном, был облачен в жилет и имел столь густые бакенбарды, что они напоминали заросли Булонского леса в миниатюре. Его озадаченное лицо вынудило Лима пояснить:

— Даме стало дурно, мы ненадолго. Присмотрите пока, голубчик, за моим кителем.

Едва миновали зал, демон тут же нырнул в неприметную приоткрытую дверцу, не иначе как служебного помещения. Низкий сводчатый потолок, коридор без окон — все это резко контрастировало с просторным залом.

Мы, как двое ночных татей, прокрались по служебным коридорам, поднялись по узкой лестнице на третий этаж и наконец оказались в небольшой комнате. Это было убежище то ли кастелянши, то ли горничной. Сквозная комната имела и второй выход, коим мы не преминули воспользоваться. Для того, чтобы начертить пентаграмму переноса, нам нужно было просторное помещение и минимум десять минут для ее активации. По последнему пункту у меня был ряд сомнений: смогу ли я высвободить дар подконтрольно, или же Лиму, как и Аарону, придется меня пугать?

Густой красный ворс ковровой дорожки, пальмы в кадках и картины на стенах… похоже, мы вышли в коридор тех самых санкт-петербургских нумеров.

Невдалеке послышались шаги. Я глянула на кольцо Лима, мигнувшее в последний раз красным сполохом и враз посеревшее. Все, похоже, что те, кто сейчас появится перед нами, увидят демона во всей красе: с рогами и хвостом.

— Сюда, — скомандовал рыжий, обнаруживший, что одна из дверей не заперта.

Мы буквально ввалились в пустую спальную комнату, уже погружавшуюся в вечерний сумрак. Рыжий навалился на дверь, закрывая защелку, и непроизвольно прижал меня.

Он оказался близко. Непростительно, дурманяще близко.

— Успели, — полушепотом выдохнула я, поднимая голову.

Думала, что он что-то ответит мне на это таким же заговорщицким шепотом. Увы, просчиталась. Рядом со мною был мужчина, а не влюбленный юнец. Словам рыжий предпочел действия.

Нас соединяло тепло тел, опьяняло сумасшествие прикосновений.

Он медленно, словно смакуя вино, прикоснулся своими губами к моим. Долгий, дурманящий, сводящий с ума поцелуй. Я опустила веки и провела рукой по его плечу. Чтобы видеть в этот момент, мне не нужны были глаза: достаточно было ощутить взбугрившиеся мышцы, почувствовать жар дыхания, чтобы понять — его, как и меня, влечение накрывает штормовой, неотвратимой волной.

Рука Лима начала медленно поглаживать мне шею, спускаясь все ниже, к глухому вороту платья, мне же было все равно: лишь бы он не прерывал поцелуя ни на мгновение.

— Лючия, — выдохнул демон, отстраняясь.

Я инстинктивно потянулась за ним, словно потеряла опору.

— Лючия, сейчас я еще могу остановиться, — хриплый полустон-полумольба.

Отчаянное время рождает сумасшедшие поступки. Сейчас, когда исчезла очередная надежда и следствие зашло в тупик, я не знала: доживу ли до следующего месяца, недели. И поэтому мне захотелось взять от жизни хотя бы частицу счастья, хоть ненадолго, но быть с тем, кого я помимо воли полюбила. Полюбила… — и я не лгала своей душе в этот миг. Полюбила… Правду осознавать оказалось легко и даже приятно.

Внутри же Лима словно боролись две сути: чувства и разум, а в глубине глаз демона плясало пламя.

— Не надо, — ответила осипшим голосом.

Рыжий на мгновение напрягся, замер, а потом выдохнул мне почти в губы:

— Назад пути не будет, учти.

— И пусть…

— Тогда ответь мне: согласна ли ты идти со мною с этого дня и до обрыва нити жизни вместе, рука об руку?

Странный вопрос, заданный серьезным тоном. Так, словно от моего согласия зависела судьба демона.

— Да.

— Сумасшедшая… любимая моя сумасшедшая…

Это были его последние слова. Дальше — лишь ярость губ и языка, его руки, сводящие с ума, и упавшее к ногам платье.

Я не помню, как мы оказались на кровати. Лишь мгновение, когда Лим, обнаженный, застыл надо мною. Его хвост рисовал на моих плечах и груди странные рисунки, будто живя собственной жизнью: то едва касаясь, то скользя, то дразня, то возбуждая. Мы жадно дышали, как пловцы, вынырнувшие из глубины. А потом демон, едва касаясь, начал целовать мою грудь, поднимаясь все выше, к губам. Осторожно раздвинул их языком, дразня, провоцируя. Поддалась. Меня переполняло нетерпение. Поймала его губы своими. Поцелуй — долгий, глубокий, страстный, но прерванный мною же: я прикусила его нижнюю губу.

Лим вздрогнул, закрыл глаза от наслаждения. А потом коснулся носом впадинки рядом с мочкой уха, шумно втягивая аромат моей кожи.

До этого вечера я думала, что можно свести с ума поцелуем. Нет, свести с ума можно всего лишь прикосновением. Он лишь скользнул по ушной раковине, и мое тело само отреагировало на неожиданную ласку, выгнувшись дугой.

Лим же, словно не замечая этой реакции, начал целовать, лизать пульсирующую жилку на шее, ключицы, грудь, медленно, наслаждаясь каждым моим стоном.

Эта сладкая пытка рождала во мне лишь желание и наслаждение. Стыд и стеснение были отринуты. Все происходящее в этот миг было правильным и верным, и оттого — единственно значимым. Внутри же была уверенность: мой дар не причинит Лиму вреда.

Демон ласкал мою грудь, упругие, почти до боли затвердевшие соски. Кожа его плеч, с отметинами ожогов и старых рубцов, столь светлая, какая бывает только у рыжих, казалась почти прозрачной. Разметавшиеся по ней волосы вызывали непреодолимое желание дотронуться.

Я запустила в них руки, проведя пальцами по основаниям рогов, по коже между ними. Лим же с наслаждением выдохнул и посмотрел на меня взглядом, в котором было уже лишь пламя. Его горячая ладонь легла мне на живот, скользнула ниже, на внутреннюю поверхность бедра.

Мы делили на двоих радость прикосновений, яростную напряженность наших тел, плотно прижатых друг к другу.

Но вот Лим скользнул чуть ниже. Его ладонь легла на мое по-мальчишески острое колено, прошлась по икре, обхватила щиколотку. И вот его пальцы вновь возвратились к сердцевине моего тела, скользя, дразня, возбуждая.