Анна Гринь - Свадебное ожерелье

— Не ожидала тебя здесь увидеть. — Фраза сорвалась с языка раньше, чем девушка до конца сумела ее обдумать. Тон также не казался слишком доброжелательным.

Женщина опустила плечи и покаянно склонила голову, вздохнула и присела напротив Налы.

— Ты стала совсем взрослой, — повторила Мардж то, что уже говорила ранее. — Как странно. Моя дочь — взрослая девушка. Рядом с ней — мужчина, который всего-то года на два младше меня…

— Погоди. — Нала вскинула ладонь, прерывая речь матери. — Об этом мы можем поговорить и потом. Я не понимаю одного: почему вы игнорируете нас?

— Это не так, — уверенно покачала головой женщина. — Правда. Просто мы стараемся… — Она сама себя оборвала, замолчала на несколько минут, невидящим взором уставившись в стеллажи с книгами у Налы за спиной, а потом заговорила, и ее голос показался девушке сухим, как страницы огромного фолианта по истории Роннавела, который она читала, надеясь отыскать хоть крупицу правды: — Сен очень не хотел, чтобы вы задавали нам слишком много вопросов. У него клятва, и, как каар, он не может ее нарушить.

— Клятва? Какая клятва?

— Все каары повязаны клятвой с императором, — просто ответила Мардж. — В далекие времена это позволило им сохранить жизнь.

— Ничего не понимаю… Я знаю про чары на хрониках.

Мардж колебалась лишь несколько секунд, а затем все тем же бесцветным голосом продолжила:

— Это не самая приятная глава из жизни кааров. Почти никто не знает об этом, особенно маги.

Заметив непонимающий взгляд дочери, Мардж перелистала лежавший на столе фолиант, отыскав одну из страниц, и ткнула пальцем в третий сверху абзац, лишь мельком взглянув на слова.

— «Волшебницы-основательницы стали первыми магами на континенте», — прочла девушка первую строку.

— Именно этому всех учат, прикрывая истину ложью, — печально ответила мать. — На протяжении очень многих лет роннавельцев приучали к тому восприятию действительности, которая выгодна нынешней власти. Так люди поверили в основательниц, так люди поверили в черных осьминогов.

— Я знаю, что если собрать все кристаллы Леколет и уничтожить их, то осьминоги пропадут, — призналась Нала.

— Не это нужно Кельму. — Мардж покачала головой и горько улыбнулась. — Совсем не это. Он жаждет заполучить кристаллы, но только для того, чтобы завладеть достаточной силой для свержения Джорвина и воцариться самому. Не думаю, что он вообще знает правду о кристаллах. Так же, как и Татем.

— И поэтому он за тобой гонялся? Узнал, что кристалл у тебя?

— Не совсем. — Женщина поникла и устало потерла виски. — Обещай, что никогда и никому не расскажешь.

Нала нахмурилась, но медленно кивнула.

— Основательницы никогда не были первыми волшебниками здесь, — вдруг усмехнулась женщина.

— Каары, — догадалась девушка.

Мардж кивнула и продолжила:

— Каары совсем другие, и их магия заключена в способности знать все то, что известно хоть одному человеку на этой земле.

— А мне казалось, что каары знают то, что доступно хоть одному из кааров, — озадаченно склонила голову набок девушка.

Женщина улыбнулась:

— Не только, но правила запрещают им рассказывать о себе слишком много… До прихода сюда основательниц жизнь кааров складывалась довольно спокойно, почти при каждом вельможе или торговце — в те времена еще не появилось разделение, как сейчас, — служил каар. Потом сюда явились осьминоги, а следом — волшебницы. Удивительно, как быстро люди способны возненавидеть то, что еще совсем недавно почитали наивысшим даром…

— Основательницам не нужны были конкуренты, — озвучила Нала мысль, вертевшуюся на языке.

— Им не нужны были те, кто знал про них правду. За десять последующих лет в землях нынешней империи уничтожили почти всех кааров, а уцелевших заставили уйти в горы Криннорвиля. Никто не знает, что было бы потом, если бы к власти после смерти своего отца не пришел Тримитин, который родился с даром каара. Никогда ни до, ни после на троне Роннавела не сидел Знающий. Но Тримитин скрывал свой дар. Ему стоило немалых трудов не только ограничить распоясавшихся при прежнем правителе основательниц, но и ввести закон, согласно которому каары объявлялись неприкосновенными. Каары вечно будут благодарны этому человеку, хотя Тримитину пришлось пойти на огромные уступки волшебницам.

— И император заключил договор с основательницами? Он позволил использовать магию, чтобы уберечь записи в хрониках от всеобщего знания? — спросила девушка, на что мать утвердительно кивнула:

— Да, и это тоже. Тот договор позволил волшебницам скрыть все, что могло их выдать. Много, ох как много тайн осталось записано лишь на бесценной телячьей коже, охраняемой от взглядов посторонних. — Мардж развернула книгу к себе и погладила серебряные уголки обложки. — Время шло, и с каждым столетием все меньше людей вспоминало о хрониках и странностях прошлого. Но потом нашлись те, кто решил разузнать правду. Кельм и Татем Кассиоль. В тот год они, кажется, даже не вызвали у нас с Сеном подозрения, но затем… Кельм задавал много вопросов каарам, пока не выяснил, что есть не доступные никому тайны… Будь эти двое чуть поглупее, они просто допросили бы кого-нибудь из кааров, чтобы выведать всю правду, и тем самым выдали бы свой излишний интерес, но…

— Принц и маг знали, чем для них это обернется, — поняла Нала. — Ведь каар, я так понимаю, все бы рассказал Джорвину.

Мать кивнула и продолжила:

— Мы знали, что вопросы принца вызваны не банальным любопытством. И я уговорила Сена узнать побольше про Артакские хроники. Тогда-то Кельм и Татем поняли, что мы за ними следим, и без труда узнали, кто я такая. Еще через какое-то время они выяснили, что у меня хранится настоящий кристалл, заполучить который казалось им куда проще, чем грабить кого-то из магов.

— А как же кристалл самих Кассиолей? — насторожилась Нала. — Почему они не начали с него?

Марджори вдруг тихо хмыкнула и довольно ответила:

— Как оказалось… он пропал. А Кельм и Татем как-то это выяснили.

— Правда? — удивилась Нала. — Но почему об этом никто не знает?

— Потому что копию от оригинала отличить очень сложно, — ответила Мардж.

— А ты откуда знаешь?

— Мама рассказывала, а ей об этом говорила много лет назад тогдашняя хранительница кристалла Кассиолей, — припомнила женщина. — Мама взяла с меня слово, что я никому не расскажу, но какой толк сейчас об этом молчать.

Вилена старалась изобразить на лице счастье, но каждый раз, когда в толпе она видела родителей, девушку бросало то в жар, то в холод. В ближайшие несколько часов ей предстояло не только как-то объяснить отсутствие Ксаны на балу, но и после этого изображать сестру сутки напролет.