Светлана Жданова - Поймать Тень

Все- таки воздушные крылья до сих пор очаровывали меня.

Обо всем этом я подумала мельком, встав у окна. Сейчас мне было как-то не до этого.

Перчатки кое-где все же испачкались в Вадькиной крови, но я упрямо их не снимала. Тонкий шелк скрывал мои руки более пяти лет. Полгода в лесной хижине я прожила без них, а потом снова надела, как только вышла к людям. Вот теперь еще и кольцо появилось.

Зачем они здесь, почему бы им не оставить меня в покое, разве мало горя они принесли мне и моим близким, разве мало забрали, разве не все предали?

Разве месть стоит того, что бы жить с этим грузом?

Стоит!

— Лил! — позвал Вадик. — Может быть, действительно пришло время рассказать все. Я же до сих пор не знаю, что тогда произошло. Ты так и не сказала, как выжила. Никто точно не знает о случившемся в тот день. Только то, что на вас напали несколько асуров.

— Десять, — тихо подсказала я.

— Что?

— Я сказала — десять. — Развернувшись, посмотрела на демонов. — Скажите, разве это честно, выставлять десять всесильных властителей против кучки людей? Семь человек, просто человек, среди которых старый кучер и мальчишка. Три магички, три асура, две перепуганные принцессы. Ну и одна виновница — в моем лице. Это же… бойня. Три асура и разгневанная магичка, которая уже все поняла, вот кто мог оказать отпор. И все погибли. За одну глупую меня. Вот что произошло, Вадик.

Я никогда никому не рассказывала этого. Вообще ничего. Ни старушке-травнице, выходившей тот полутруп, ни Лукинешне, деревенской ведьме, взявшей меня в свой дом и продолжающей дело своей товарки. Никому.

Потому что знала, как это не легко.

Правда, Лукинишна сама догадалась, не обо всем, но примерно. Как она сказала, слухи о резне у столицы дошли и до них, и о том, что там погибли королевские дочки да молодые магички, тоже знал весь Вольск. Только добрая женщина приняла меня за одну из последних.

А рассказывать оказалось очень больно, хотя слова сами лились из моих уст. Слишком часто я думала об этом и перебирала в голове каждую секунду боя.

— Как ты тогда выжила?

— О, их никто не предупреждал, что некоторые принцессы готовы убить себя сами. Очень просто, Вадик, я решила пожертвовать последними минутами жизни для того, чтобы прихватить с собой в Тантрас этих убийц. И выпустила воплощенного духа. Они думали, что я умерла — у меня же вся грудь была разорвана. А ауру они не видели, потому как она уже витала над их рогатыми головами. Очень злобный дух, знаешь ли, похуже любого асура будет. Вот только мне не дали закончить. Я до сих пор готова умереть ради того, чтобы утянуть с собой главного мерзавца.

— Не говори так, Лилит, — тихо сказал Зак.

— Почему? — дерзко вскинула я голову.

— Твоя жизнь дороже его.

— Но не тех, кого он убил. Это он своей рукой убил моих сестер. И меня.

— Мы знаем.

Я посмотрела в зеленые, кристально ясные глаза. Они как бальзам на раны. Только не в этот раз.

— Мы видели, как он убил тебя. Как проткнул грудь мечом. Этим самым, — кивнул в сторону Бальтазар. — И как перестало биться твое сердце. Ты хочешь, чтобы мы снова пережили этот ужас?

— Видели? — недоверчиво посмотрела я на демонов.

— Помнишь, я говорил тебе… Дух может убить тебя, высосав все силы, — посмотрел на меня Данте. — В тот вечер тебе каким-то образом удалось совершить бесконтактное подключение к нашим силам. И ты потянула нас за собой.

— Что-то не нравиться мне это «нас», — наморщила я нос.

— Не нас, — покосился на остальных Бали, — наследника.

Что ж, еще одна загадка разгадана.

— Не стоило ему снова звать меня.

— Звать? — приподнял бровь Данте.

Вот, черт!

На это я не стала отвечать. Он говорил, пусть сам и рассказывает.

А я здесь вообще так, мимо пробегала. Они видите ли и без меня знают, как меня убивали. Видели они. Будь моя воля — я бы продемонстрировала, как это бывает, когда вам в грудь загоняют кусок холодного металла. А самый дорогой голос называет перед самой смертью «любимой».

И каково это метущемуся духу понять что делать — догнать мерзавца или же попытаться спасти себя, ради кого-то, чей голос не оставляет даже в эту минуту, чей голос и значит — жизнь.

— Но как ты выжила?

— Не выжила. Я умерла. Но только вспомните, вы же сами сказали мне, кем на самом деле является мой «ястребок». И если он был в силах вернуть чужую душу на место, неужели не воскресит свое тело.

— Феникс!

Глава 2

Допрос с пристрастием

Очнувшись, я с удивлением поняла, что жива.

Из груди торчал меч, кровь хлестала ручьями. Но сердце упрямо билось. Не долго думая, вырвала из себя мешавшую дышать железяку. Забавно, но это я его выбрала, выиграв в споре. Короткий мечик. Будь он длиннее, мне бы ни за что не справиться самой. От боли я потеряла сознанье.

А открыв глаза, увидела Уголька, сидящую на моей груди. Она не оставила меня, не ушла. И спасла мне жизнь — прижгла раны, пока я была в отключке. Рядом стояла верная кобылка, с которой мы прошли всю практику. Ее натаскивали для воина, и поэтому она никогда не оставляла раненого хозяина. Мне с трудом удалось сесть в седло.

Последний раз взглянув на залитую кровью поляну, я не нашла ничего лучшего, чем поджечь ее. Мне не хотелось, чтобы кто-то видел это, так безобразно все выглядело. Теперь я знаю, огонь на том месте горел еще сутки, а позже его засыпали могильным курганом.

Ехала я до тех пор, пока не упала из седла. А так как со времен практики натренировалась спать верхом, то произошло это не скоро и довольно далеко от столицы. Там меня заметили лесные жители и Вирь-ава — хозяйка леса. Она пожалела девушку, к тому же заметила мое необычное происхождение, в смысле магии, а не принадлежности к королевской семье. Вирь-ава вновь посадила меня в седло и отвела лошадку к хибаре старушки-травницы, которая жила в лесу.

Так начался новой виток борьбы за мою жизнь.

Пару суток я пролежала в абсолютно бессознательном состоянии.

А вот потом, оправившись от смерти, вышел мой бессознательный дух.

Родной дом позвал меня сильнее, чем сама жизнь. Я легким сквозняком пролетела по коридорам, заглянула в комнаты, коснулась еще таких привычных вчера вещей. Дворец был погружен в траур.

В большой светлой комнате, некогда служившей нам классом, плакала Консуэла, потерявшая четырех своих учениц, четырех дочерей.

В детской рыдали младшие сестрички и брат.

В своих покоях, осторожно смахивая слезинки с длинных ресниц, пряталась покрасневшая растрепанная мачеха.