Ветры Запада. Книга 2 (СИ) - Стоев Андрей
Вопрос, правда, в том, позволит ли ему церковь не воевать, но вполне возможно, что и позволит.
— И что же — вы утверждаете, что его предложение решит все наши проблемы? — скептически спросил Конрад.
— Безусловно решит, ваше величество, — кивнул я. — Вы ничего не теряете, только приобретаете — вам ведь на самом деле не так уж нужен Ландсгут. Если вы вернёте его герцогу, империя ничего не потеряет. Взамен вы сможете спокойно передать корону его высочеству, и он сможет начать всё сначала. Это даже если не упоминать, что у вас появится возможность прожить ещё много лет.
— Вы гарантируете, что ваша мать вылечит отца, если он отречётся от короны? — подал голос кронпринц.
— Дитер! — резко оборвал его император.
— Это просто гипотетический вопрос, отец, но я хотел бы услышать ответ, — так же резко возразил Дитрих.
— Я не могу гарантировать, что моя мать сможет вылечить его величество, — ответил я. — Её возможности велики, но всё же не безграничны. Она как-то заметила, что целитель бессилен, если душа пациента больше не хочет жить. Я могу лишь гарантировать, что она приложит все силы для его излечения. Однако пациента необходимо доставить к ней тайно, лучше всего на неприметном дирижабле. Если станет известно, что сиятельная Милослава собирается лечить Конрада Виттельсбаха, пусть даже он уже не будет императором, на нас наверняка будет оказано большое давление и, вполне возможно, мы не сможем ему сопротивляться.
— Если я соглашусь на условия Оттона, мы просто вернёмся назад, — сварливо заметил император.
— И сможете начать партию сначала, не потеряв при этом ничего, — подхватил я. — При этом начнёт новую партию император Дитрих, у которого будет доверие дворянства и церкви, в отличие от императора Конрада — прошу простить меня за откровенность, ваше величество. Император Дитрих сможет сделать то, что не удалось вам — просто делать это надо постепенно, не вызывая враждебности дворянства. Даже если потребность в изменениях давно назрела, общество слишком инертно и не приемлет быстрых перемен. Действуя без лишней спешки, можно вполне ограничить излишние вольности, не отбирая у дворянства земли.
— Отобрать пожалованные вольности невозможно, — напомнил император.
— Я сказал не «отобрать», а «ограничить», ваше величество. Вспоминая сицилийский поход, можно, например, урезать привилегии в качестве наказания за дезертирство присланного подразделения. Это будет воспринято с пониманием, и таким образом можно добиться, что привилегия останется, но при этом обязанность не превратится в фикцию. Это долгий и сложный путь, но он надёжен. Гораздо надёжнее гражданской войны, которая может повернуться в любую сторону. И мне кажется, что в этом случае новый император сможет рассчитывать и на поддержку герцога Баварского. У меня совершенно не создалось впечатления, что он затаил какую-то обиду — как сам герцог сказал мне, он относится к вашему величеству именно как к брату, но различает брата и императора, и понимает, почему император был вынужден действовать именно так.
Император молчал. Молчание затягивалось, однако мы с принцем терпеливо ждали.
— Благодарю вас, барон, — наконец сказал император. — Мы обдумаем предложение нашего брата и в должное время сообщим ему наш ответ.
Глава 21
Оболонский вокзал был довольно странно устроен — с перронов было невозможно выйти прямо в город, и приходилось идти к выходу через весь вокзал — шумный, не очень чистый и вообще довольно бестолково устроенный. Киевляне привычно оправдывали это тем, что Оболонский вокзал являлся старейшим вокзалом в княжествах, и даже мысль что-то перестроить в этом ценнейшем памятнике архитектуры является преступной. По всей видимости, предполагалось, что киевские обыватели, очередной раз получая локтем в бок в тесном проходе, тут же будут вспоминать, что Киев построил свой вокзал раньше Новгорода, и ощущать гордость за демократическую Родину. Лично мне кажется, что было бы уместнее наконец решить, что это — вокзал или памятник архитектуры, — и либо ездить, либо любоваться, не пытаясь совместить плохо совместимые вещи.
Впрочем, недовольными были отнюдь не все — в суете и толкучке Оболонского вокзала карманники чувствовали себя как в раю. Приезжающие, торопясь скорее покинуть памятник архитектуры, чуть позже частенько обнаруживали, что выход в город обошёлся им совсем не бесплатно. Стражники, однако, воров особо не донимали и жалобы на них принимали неохотно — скорее всего, там были давно выстроены прочные деловые отношения в полном согласии с основными принципами принятого здесь народовластия.
Двигаясь вслед за тележкой носильщика, я почувствовал, как на меня как бы случайно довольно сильно навалились слева, и одновременно в мой правый карман залезла ловкая рука. Незамысловатая, но вполне рабочая схема — по большому счёту, большинство воров именно так карманы и чистят. Чтобы работать без отвлекающего лоха напарника, требуется совсем другой уровень квалификации. Я резко ударил локтем напирающего на меня подельника, почувствовав, как под локтем хрустнуло ребро. Одновременно быстрым и почти незаметным ударом сломал пальцы шарящей в моём кармане руки — вряд ли все, к сожалению, но за два поручусь. Проигнорировав слившиеся в один вскрики боли, я как ни в чём не бывало продолжал двигаться за носильщиком. Обокрасть меня больше не пытались — возможно, урок пошёл впрок, но вероятнее всего, на этом направлении работала только одна бригада.
Носильщик, видимо, правильно оценив мой внешний вид, подвёз тележку к стоянке такси представительского класса, и машина, разумеется, немедленно нашлась. У стоянки обычного такси чуть в стороне перетаптывалась небольшая очередь, а ещё дальше забирали пассажиров извозчики. У нас извозчики уже полностью исчезли, и даже конки начали постепенно заменяться электрическими трамваями, а вот Киев здесь явно отстаёт. Впрочем, зная киевлян, уверен, что они и здесь найдут обоснование своего превосходства. Что-нибудь вроде: «Мы нюхаем экологически чистый навоз, а вы, отсталые новгородцы — вонь самобегов».
— Что здесь в центре есть из приличных гостиниц? — спросил я в ответ на вопрос «Куда везти?».
— Да в центре всё приличное, клоповников нет, — рассудительно ответил водитель. — Вы как желаете — за разумные деньги или…?
— Или, — решительно заявил я. — Везите в лучшую, уважаемый.
По идее, раз уж я взялся запутывать следы, то правильней было бы ехать в какое-нибудь скромное место вроде «Усталого паровоза», где останавливалось весёлое семейство Махренко, да и ехать на извозчике, а не в лимузине. Но я в своём костюме за пятьдесят гривен буду выглядеть там как павлин среди куриц, а другого у меня нет. Я же ехал к герцогу Баварскому — откуда мне было знать, что придётся возвращаться вот так, по-шпионски?
— Раз в лучшую, то, стало быть, в «Голубой рассвет», — кивнул водитель, трогаясь с места. — Лучше у нас здесь и нету.
Странное название. В принципе, при некотором воображении рассвет вполне можно назвать голубым — ведь говорят же «голубые сумерки». Но всё равно, звучит это как-то непривычно.
Не знаю, как насчёт лучшей, но гостиница оказалась и в самом деле хорошей. Выскочивший лакей подхватил мой чемодан, швейцар распахнул лакированную дубовую дверь, и я с достоинством проследовал в светлый холл, богато отделанный золотом — чрезмерно богато, на мой взгляд, хотя немцам, к примеру, такое нравится.
— Кен Вострик из Новгорода, — представился я портье, приподняв шляпу. — У вас найдётся приличный люкс для усталого путешественника?
— Разумеется, найдётся, свободный Кен, — приветливо, но с достоинством отозвался портье.
Ах да, у них же здесь все свободные, просто некоторые чуть свободнее. Хочется верить, что Вострика здесь не помнят. В отличие от Кена Махренко, похождения которого прекрасно известны гражданкам, Кен Вострик мелькнул здесь совсем краешком, так что выбора у меня особого не было. Как-то маловато у меня имён — вроде и есть в кармане целая стопка карточек, а представиться толком и некем.
