Левиафан (СИ) - Кристина Ли
Заглянул в горящий взгляд и опять втянул со смаком её раскрасневшиеся губы в свои, а в ответ получил только крепкий шлепок по заднице и выдох в рот с жаром. Моника схватилась за края моей футболки и рывком, разорвав поцелуй лишь на секунду, стащила её с меня и бросила на две сумки у входа.
— Ты уверен, что расправа в той деревне может быть связана с этим? — она провела руками по моей груди, следя за своим же прикосновением, на что я лишь ухмыльнулся и потянул её майку вверх, смотря на то как обнажается её тело.
Резко развернул Монику к стене и прижал к холодной поверхности, жадно обхватив одной ладонью грудь и начав массировать её в пальцах, ощущая как мягкая половина тут же налилась и приятно перекатывалась в руке.
Наклонился втягивая запах волос Куколки и перемещая руки по упругому животу вниз. Схватился за застёжку джинс расстёгивая пуговицу и слушая каждый выдох и вдох Моники. И лишь расслышав, как её дыхание становится дрожащим, потянул ткань слегка вниз, жадно поглаживая кожу ягодиц и ловя кайф лишь от того, как мои пальцы в неё впиваются, а руки Моники поднимаются над нами и обхватывают мой затылок.
— Уверен! — гортанно выдохнул, поймав губы Куколки, когда она прогнулась и подняла лицо.
Стянул джинсы с её бедер к коленям, вторгаясь в горячий рот языком и улавливая то, как вибрирует её выдох в ответ, как она крепче хватается пальчиками за мой затылок, а глаза смотрят прямо в мои.
Картина того, как её голова откинута на мою грудь, как вздымаются круглые половины, а соски твердеют обветриваясь, сносит крышу окончательно. Быстро, нетерпеливо и с некой долей того самого безумия, я вынуждаю Монику наклониться и с громким хлопком опереться ладонью о стену, чтобы я мог видеть, как вхожу в неё, разводя руками упругие ягодицы.
Живой ток от кайфа и чувства удовлетворения, пробегает по венам сразу, как одним глубоким толчком заполняю всё пространство в ней и слышу, как из горла Куколки вырывается рваный выдох от резкости моего движения и его полноты.
"Я кажется окончательно поехал головой. И в этот раз причина не смерть, а дикое и животное стремление брать и защищать. Брать постоянно и не позволять никому и взглядом смотреть в её сторону. Потому что её стоны — мои, а хрип, который вырывается из её рта — тоже мой! Это тело, которое извивается и дрожит в моих руках так же моё, как и каждый её выдох и вдох принадлежит мне. И никакая арабская тварь не посмеет больше её пальцем тронуть. Я сдохну, но она станет жить спокойно!"
Именно об этом я думал, когда брал её как башенный, как ненасытный зверь толкался всё глубже, и мне отвечали настолько же бешено, и с не меньшим желанием. Я выдохнул с таким жаром в её затылок, ощутив как дохожу до точки, продолжая жёстко двигаться, что уловил как Моника стала задыхаться, подаваясь движениями навстречу. Она резко выпрямилась и схватались за мой затылок, а мои руки на инстинктах обхватили обе груди и сжали с такой истомой, что возобновив толчки, я ловил на слух только её стоны, пока сам гортанно выдыхал, сцепив челюсть, потому что почти кончил, но терпел. Хотел видеть и слышать, как это сперва сделает она.
Куколка почти кричала, от того насколько ей хорошо, насколько это приятно и горячо. Насколько это удовольствие дикое и насколько оно правильное и полное.
Всему причина мои к ней прикосновения. То, как ладони сжимают и сминают её кожу, а губы ловят каждый вдох Куколки. Он грубеет только сильнее, а поцелуй в ответ становится лишь ненасытнее, как и мои движения в ней. Резкие, глубокие и острые настолько, что кажется мой член чувствует любой спазм внутри, и от этого дуреет только хуже, беснуется внутри желанного, пока пульс стучит уже во рту, прямо рядом с тем, как стучит под грудью Моники сердце. Я улавливаю этот стук губами, когда наклоняюсь, толкаясь в неё ещё глубже, и всасываю сладкую кожу, кончая, прежде ощутив как замирает и каменеет её тело от спазмов удовольствия.
Выдыхаю повернув Монику к себе лицом, продолжая сокращаться в её руке, которая водит вдоль ствола мягкими движениями, а глаза смотрят в мои, наблюдая за тем, как я рвано дышу.
— Вот ты и схватила меня за то самое место… — хрипло шепчу, обхватывая и сжимая её лицо в ладони, а сам закрываю глаза со стоном, потому что движения её руки не прекратились, а отголоски удовольствия ещё слишком яркие.
— Звони своим дружкам, Тэнгри… — шепчет Моника и я замираю после подобного обращения, — Нам нужно знать всё о том месте.
— Что? — я ухмыльнулся холодной усмешкой, ощутив нереально нежное прикосновение, — ФБР бессильно в чужой стране?
— Нет, просто однорогому не обязательно знать всё, что знаем мы, — её шепот обращается поцелуем с улыбкой и ласковой чушью, которая побуждает подхватить Монику на руки и ногой открыть дверь ванной комнаты.
Побуждает входить этой ночью в кипящий чан уже не с безумной улыбкой, граничащей с удовольствием от собственного кошмара, а с желанием вернуться обратно. Уйти из этого места. Потому я обнимаю сломленную невесту, с провалами из гниющих ран в черепе вместо лица. Потому и провожу молящим и любящим взглядом, лишённым любого отвращения, по её чертам и умоляю сквозь слезы:
— Отпусти меня… Я правда устал быть смертником. Либо убей и забери наконец с собой, либо отпусти меня, Ми Ран.
Однако моя Ми Ран не может ответить, она лишь плачет в моих руках, а вокруг разгорается огонь. Он растекается по следам смолы, подобно жидкости, способной не просто обжечь, а убить, смыкаясь вокруг нас, как проклятье, которое никак не может отпустить меня.
Ми Ран смотрит мертвым взглядом, а я чувствую только холодную боль внутри, понимая, что если вернусь сюда и в следующий раз, войти в этот ад уже не смогу. Мне нельзя сюда больше приходить, потому что иначе, я не смогу спасти, а продолжу так и искать путь именно в это место.
— Отпусти… меня… — шепчу, но руки смерти сжимаются вокруг моего тела лишь сильнее, а по лицу Ми Ран стекает струйка
