Ходящий по улицам (СИ) - Лагутин Антон

Сейчас самое главное — это поставить точку в вопросе обеспечения электричеством микрорайона по средствам четырёх гидротурбин, установленных на дне Москва-реки. Проект согласован, первый запуск прошёл успешно, и что не удивительно — появилось напряжение. Но есть острые вопросы. Когда заселять людей? Если пропадёт электричество — насколько хватит кислорода? Нельзя же вот так взять и рискнуть жизнями тысячи людей?! Они же не хомяки, бегающие внутри прозрачных трубок в поисках еды. Хотя — почему и нет? В этом углу он испражнился, в этом — поел. Корм будем насыпать через отверстие в куполе. Это будет настоящий Эдем.

Женские пухлые губы шевелились, но он слышал только свои мысли.

Если пропадёт электричество — насколько хватит хомякам кислорода?

Хомяки…

Вроде он сумел прочитать по губам: Хочу!

Кого? Или что?

Мужчина переспросил:

— Что ты сказала? Извини, я не расслышал…

— Илья Олегович, может, кофе хотите?

Он плыл среди складок её блузки, расстёгивая маленькие пуговки. Всё, что он сейчас хотел — увидеть её обнажённую грудь и присосаться к ней, как новорожденный. Или, если пропадёт электричество — насколько хватит грудям воздуха?

— Хочу!

Она засмеялась. Заржала, как лошадь, отчего мужчина взмок и тоже начал смеяться.

Успокоившись, он еще раз сказал:

— Хочу! — но уже с хитрым видом.

Больше ему ничего не нужно было говорить или показывать. Его понимали с полуслова. С полбуквы. С полмычания, которое он издавал, залезая на очередной объект вожделения.

Приблизившись, Богиня скинула на пол свой вельветовый пиджак, задёрнула короткую юбку и поставила ногу на стол, испортив чертеж длинным каблуком.

— Кофе сварить горячим или обжигающим? — спросила она, закусив нижнюю губу.

Мужчина откинулся в кресле, громко скрипя кожаной обивкой. Поглаживая густую рыжую бороду, напоминавшую язык пламени из двигателя боевой “Cушки”, он произнёс:

— Хочу обжечься.

Затем резко вскочил, опрокинув кресло на бок, обошёл стол и вплотную приблизился к женщине. Она пожирала его взглядом. Он вспотел и стал липким.

Схватив Богиню за талию, мужчина просунул руку под её поднятой ногой, и, как айкидоист с десятью данами, оторвал девушку от пола и аккуратно повалил на стол.

Он вдыхал запах золотистых волос, пробовал на вкус сладкие губы, прикусывал мягкую кожу на шее и носом утыкался в её острый подбородок. Он больше не фантазировал. Его лицо скользило по шелкам, чувствуя объёмные груди.

Он раздел её, она — его.

Если пропадёт электричество — насколько хватит ему кислорода?

Чертежи будущих квартир миллиардеров, желающих заниматься самоудовлетворением на дне морском, прилипали к спинам, комкались под мышками, тёрлись о ягодицы. Дубовый стол превратился во влажную кровать, а важные документы — в грязное бельё. Стоны были громче чавканья мокрых тел, кружившихся на бумажном ковре, как комок теста в муке.

Всё закончилось неожиданно.

Карандаш, спрятавшийся между наброском двухсотметровой студии и строчками: “Проект — Подводный квартал — одобрен”, вонзился в женскую упругую задницу. Стоны смешались с криком, и невозможно было понять — действительно ли мужчина настолько хороший любовник, или что-то пошло не так? Он ускорился, за что получил пощёчину.

— Остановись! — взвыла женщина, стиснув зубы. — Мне больно, животное!

— Разве? А я подумал наоборот, — и получил очередную оплеуху. — Да что с тобой не так?

Если пропадёт электричество…

Хрупкий кулачок с брильянтом в пять карат на среднем пальце, влетел в мужскую скулу, вырвал пучок рыжих волос и оставил глубокий порез.

Потеряв равновесие, липкий мужчина падает на пол. Он поднимает глаза и видит, как в женских руках появляется чайник, а из его носика вырывается обжигающий пар. Пронзительный свист сводит с ума.

Медленно, шаг за шагом, девушка приближается. Мужчина отрывает липкие ягодицы от холодного пола, и, словно паук на четырёх лапах, уползает. Он оглядывается то на её прелести, спрятавшиеся под налипшими чертежами, то на стену. То на дом из красного кирпича, то на обои с золотыми рыбками. Целые кварталы обвивают тонкую талию и лоскутами валяться к крохотным ступням с дорогим педикюром.

— Ты же хотел обжечься? — переспрашивает она.

— Что ты несёшь?

Тяжёлая тень наползает на дрожащее тело, скрывает ступни, колени, красное сдувшееся хозяйство. Накрывает тело, голову, но не скрывает белые глаза, смотрящие на Богиню.

Если пропадёт кислород — боль тоже пропадёт?

— Ты хотел обжечься! — кричит она, и окатывает мужчину водой из чайника.

Подбородок, поросший ржавыми прутьями, безмолвно задёргался, заскакал, стуча зубами. Крик порвал глотку. Гнойные волдыри изуродовали кожу.

Богиня подносит к своим глазам бриллиант и видит в кровавых гранях пятьдесят семь корчившихся тел. Пятьдесят семь красных телец крутятся на полу, хватая воздух руками.

Как он и желал: обжёгся, только не кипятком, а ледяной водой.

— Мучения — твоя судьба! — говорит мужской голос. — Боль — дорога. Я помогу тебе закончить путь, ведущий тебя в никуда. Разум обретёт свободу, а тело еще послужит этому бренному миру. Ну, давай же, открой глаза. — изуродованная ладонь, без мизинца, шлёпает по бледным щекам, цепляя рыжую бороду.

Кетаминовый сон, подкреплённый барбитуратом, медленно отпускал. Очень медленно.

Тяжёлые веки разлиплись. Туман перед глазами превратил картинку в мутное пятно, переливающееся радугой. Давление внутри головы было настолько высоким, что со стороны могло показаться — еще чуть-чуть и глаза вывалятся, а из ушей полезет мозг, как мясо из ручной мясорубки.

Ледяная вода больше не кажется куском льда, сковывающим тело. Жизнь больше не реальность. Жизнь — набор иллюзий, сопровождающих тебя после зачатия. Ты снова беспомощный и голый новорожденный. Крутишь головой, пытаясь найти тёплую сиську, но видишь лишь стены, устланные белой плиткой, от которой холод ощущается за километр. В дальнем углу видишь шкафчики, с углов которых облезла зелёная краска, обнажив блестящий металл. И там, в глухой тени, кто-то шевелиться. Человеческая фигура. Облокотившись о стену и скрестив на груди руки, она произносит:

— Тебе больше не понадобятся руки и ноги.

Мутное сознание возвращает взгляд в точку пробуждения. Картинка стала чуть чётче. Он лежит в ванной, по полечи вводе. На шее тугая удавка. Пропитанная водой, она извивается змеёй за спину и цепляется за поручень на стене.

Вода спокойная и прозрачная, как пустота. Увидев свои конечности, цвета свечного парафина, мужчина первым делом попробовал ими пошевелить. Всё тщетно, он ничего не чувствует, даже ремни, стягивающие кожу до крови на плечах и бёдрах будто бы не существуют.

Мысли пульсируют в голове; волнами бьются о черепную коробку и, отразившись, возвращаются обратно — в точку отсчёта. Затем новый импульс. Волна разбивается о шершавую кость, — и ничего не происходит. Напоминает похмелье: в голове словно выгрызли дыру, в которую всё улетает. Единственное что ты помнишь — вкус прошлого вечера, двигающий тебя в сторону туалета, или дома, или к краю обрыва.

Кисловатый привкус кетамина может двигать только твои посиневшие губы. Страх уходит, приглашая безумие.

— М-м-м-м-м….

Гремя металлическими шкафчиками, из тени выплыл мужчина с овальным худым лицом и блестящими глазами. Свет струится по голому торсу, подчёркивая бугристые руки и спину. Он присаживается на колено возле ванны, обложенной всё той же белой плиткой, кладёт руки на бортик и наслаждается шевелением губ.

— М-м-м-м-м….

— Что ты там мычишь? — ладонь погружается в воду. — Холодная. Не бойся. Я тебя освобожу. Спасу от мучений, и спасусь сам.

Верёвка падает на пол, покрытый линолеумом. Спаситель запускает руки в воду, подхватывает тело и начинает вставать. Раздувшиеся вены напоминают червей, вылезших на мокрый асфальт после дождя. Они шевелятся, ползут по рукам, устремляются к шее.