В интересах государства. Орден Надежды (СИ) - Хай Алекс

— Работа у меня такая, ваше сиятельство. Читать людей как книги. Угадывать то, что скрыто под обложкой…

На мгновение он прикрыл глаза, а я прислушался к ощущениям. Нет, этот дедок точно не был одарен Благодатью — типичный обрусевший еврей. И все же что-то необычное было в фоне, что от него исходил. На удивление живая и цельная аура для человека его возраста. От старцев зачастую веяло приближавшимся концом жизни, но только не сейчас. Бронштейн буквально излучал энергию.

— Итак, ваше сиятельство, насколько мне известно, вы несколько стеснены в средствах… Прошу прощения за столь бестактное замечание, однако я просто пытаюсь сэкономить ваше время.

Я пожал плечами.

— Полагаю, никакой тайны в этом нет. Мой род переживает не самые лучшие времена. По известной причине.

— Однако же вы стали его надеждой, — хитро улыбнулся старик. — Абы кого в Аудиториум не берут. Значит, вы. Милостивый государь, человек особенный. А для особых гостей у меня есть отдельный прилавок…

Он жестом пригласил меня пройти в самый конец вытянутого зала. За рядами старинных зеркал и картин в тяжелых рамах нашелся закрытый шкаф. Семен Яковлевич снял с пояса связку ключей и открыл дверцы.

— Могу предложить две вещицы, которые непременно оценит ваш отец, — старик достал обитый кожей короб и поставил на соседнюю витрину. Отперев замок, он поднял крышку. — Это первая.

— Очки?

— Зачарованные окуляры. Это артефакт, ваше сиятельство. Были созданы по заказу баронессы Мирелли в 1956 году. Состарены искусственно.

Я внимательно рассматривал очки. На вид в них не было ничего необычного — строгая роговая оправа, универсальная форма… Разве что диоптрий я не увидел.

— Какими же свойствами они обладают?

— Баронесса Евгения-Луиза Мирелли славилась любовью к искусству. Особой ее страстью были древние манускрипты. Эти окуляры зачарованы на то, чтобы позволять увидеть выцветшие или стертые записи. Как известно, не все книги сохранили первозданный вид…

Я отошел от коробки на шаг.

— Семен Яковлевич, это очень ценная вещь. Боюсь, сейчас я не смогу ее себе позволить.

Старик внимательно взглянул на меня, словно видел во мне что-то, чего я сам в себе не замечал.

— Я смогу оформить для вас рассрочку. Как только появится полная сумма, вы просто мне доплатите.

— Почему вы готовы пойти на такие условия?

Бронштейн снова улыбнулся. На этот раз одними губами. Получилось почти печально.

— Полагаю, эта вещь понадобится не столько вашему отцу, сколько вам, ваше сиятельство. О вашей семье ходят разные слухи, а я по долгу своей работы внимательно изучаю всю информацию, что до меня доходит… И полагаю, что от этого артефакта будет гораздо больше пользы, окажись он в ваших руках.

Чего-то этот дед недоговаривал. Был соблазн залезть ему в голову и считать мысли, но я остерегся так ломиться в голову дряхлого простолюдина. Хватило уже того, что едва не сделал дурачком Денисова.

— Цена этой вещицы — двести рублей. Для вас — сто.

— У меня с собой двадцать.

— Значит, двадцать. Оставшееся донесете при удобном случае.

Старик убрал очки в изящный футляр и протянул мне. Я потянулся было, чтобы взять его, но в последний момент отдернул руку.

— Семен Яковлевич, я еще молод, но уже знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вы впервые меня видите и вряд ли знаете, что я за человек. Я ведь могу никогда не вернуться.

— О, вы вернетесь, ваше сиятельство. Знаю, что вернетесь.

— И с чего вы так в этом уверены?

— Я же сказал вам при знакомстве — я умею читать людей как книги и видеть то, что скрыто под обложками. И еще я — ценитель редкостей. А вы — большая редкость, Михаил Николаевич. Кунсткамера по вам плачет…

Как мило. Надо бы включить в завещание пункт, чтобы после моей смерти меня не замариновали в банке, как того же Леньку Пантелеева. А то с аудиториумских умников и не такое станется.

Я достал из кошелька двадцать рублей и протянул антиквару. В заначке оставалась только резервная десятка на случай полного ахтунга.

— Благодарю, ваше сиятельство, — сухие, но ловкие пальцы Бронштейна тут же спрятали ассигнации в карман сюртука. — И жду новых встреч!

Попрощавшись, я вышел из лавки, все еще размышляя над странным поступком старика. Что же он такое во мне увидел? Как понял, что я действительно отдам деньги? Неужели у меня на лбу написано, что я весь из себя совестливый?

Но от раздумий меня отвлек скрипучий голос бабушки.

“Мишенька”, — тихо произнесла она у меня в голове. — “Мон шер, ты меня слышишь?”

От неожиданности я едва не выронил футляр с бесценными очками. Бабушка не любила ментальную связь и пользовалась ею крайне редко. Тем удивительнее, что она сама обратилась ко мне, зная, что сегодня я приеду домой.

“Да, бабушка. Здравствуй. Что-то случилось?”

“Не знаю, мон шер. Мне было видение во сне. Очень тревожное видение. Скажи, мон шер, твоя подруга, та девица Штофф, сейчас с тобой?”

Только этого сейчас не хватало. Я не успел предупредить родню, что планы на рождественские каникулы могут измениться, но сейчас все равно было не лучшее время для этих новостей. Да и что такого могла увидеть Ба? Что мы поссоримся? Какая неожиданность — двое молодых людей поцапались. Конечно, это повод вмешиваться…

“Нет. Я в Петрополе, занимаюсь подарками”, — сухо ответил я. — А Ирэн… Понятия не имею, где она”.

“Найди ее! Быстро, как можно быстрее!”

“Боюсь, не получится”, — вздохнул я. — “Она на меня зла”.

“Все равно найди. Как хочешь, но тебе нужно привезти ее к нам. Девица Штоффов в опасности. И если ты не успеешь вовремя, приведешь смерть и в наш дом”.

Глава 28

“Бабушка, дорогая, ты можешь не говорить аллегориями, а сказать прямо. Что ты видела и что нам угрожает? И причем здесь вообще Ирина?”

Внутри меня поднималась волна гнева. Ну елки-палки, только я наконец-то отвлекся от мыслей о том скандале, развеялся, настроение себе поднял, а меня снова затягивали в эту мелодраму. Ну уж нет, теперь я так просто не дамся.

И если это очередная попытка нашей Кивернитии улучшить семейное положение посредством выгодного брака, то, прости, Господи, но пошли все эти планы к черту! Не до того сейчас.

“Мишель, мон шер…” — начала было бабушка, и по имени, которым она меня назвала, я понял, что она была готова любой ценой меня уговаривать. Чем сильнее она нервничала, тем больше французских интонаций проскальзывало в ее речи. Ох уж это польское воспитание по французской моде.

“Что, почтенная? Я и правда тороплюсь. Пожалуйста, соизволь объясниться”.

“Подробности и образы, что я видела, к делу не пришьешь. Сны и видения не всегда показывают события именно так, как они случатся. Важно то, что они означают. А значат они следующее: твоей подруге Ирине Алексеевне угрожает опасность. За ней идет тьма, и если она погубит эту девицу, то перебросится и на нас”.

“Допустим. Что за тьма?”

“Зло. Дурные намерения. Скрытые дела”.

“Иными словами, некто охотится на Ирину, чтобы добраться до нас?” — попытался я перевести все это на человеческий язык.

“Может так, может иначе. Но если ты не успеешь помешать этой тьме, пострадает наш род — это я уловила точно и отчетливо, Мишель. И у меня есть основания полагать, что это коснется не только нас, но и многих других”.

А вот это уже было куда интереснее. Что такого мог сделать этот абстрактный злодей с Иркой, от чего потом пострадают многие? Ирэн ведь хоть и была прилежной ученицей и толковой менталисткой, но ее ранг упирался в определенный потолок. Ирка справлялась со сложными заклинаниями не силой, а техникой исполнения. Ибо ее природный потенциал был средним… Особенно по сравнению с моим.

Странно это все.

“Я сказала все, что тебе нужно знать”, — торопливо, словно задыхалась, произнесла в моей голове Ба. — “Теперь твой черед действовать, мон шер. Я предупрежу твоего отца, что ты задержишься в городе”.