Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Я уже лег и даже намеревался честно поспать, когда заметил, что на прикроватной тумбочке лежал шлем для голографических фильмов и всего лишь один единственный кубик с фильмом. Наверное, перед тем, как включать следовало бы спросить разрешения у капитана, но его в каюте не было.

Голографический проектор с объемным изображением — это редкость. Я слышал, что такие применяются военными и спецслужбами, но в широкое употребление они так и не вошли — слишком уж дорого это выходило. Они отличались от обычных трехмерных записей своим качеством и изумительной достоверностью, вплоть до мельчайших деталей, когда, при просмотре, можно было подойти к интересующему тебя объекту, едва ли не потрогать его. Зритель не просто смотрел трехмерную картинку, он мог очутиться "внутри" ее.

Внутренний голос пробовал было протестовать, пока я подсоединял все провода и разбирался в устройстве шлема, но я напомнил себе о том, что возможно, эта запись поможет мне свалить из этого места. Навряд ли Синклер стал бы смотреть художественные фильмы или учебные пособия по тактике боя. Почти наверняка на этой записи было нечто важное — может быть даже схема подготовки нападения на съезд президентов в Пекине. Конечно, Пит разобрался бы лучше, но ни Питера, ни Джой здесь нет, так что пришлось сделать все самому.

Мысль о Джой резанула сознание острой болью. Вот чертов Волинчек, чтоб его. Ненавижу.

Чтобы не думать о том, что там их может связывать, я натянул на голову шлем и щелкнул кнопкой начала.

Комната, в которой я сидел, исчезла, и вместо нее, я оказался в ясном солнечном дне, посреди оживленной улицы, заполненной звуками проезжающих машин, детскими голосами и шуршанием листвы, движимой ветром. Только вот ветра не было — я глубоко вдохнул и почувствовал лишь сухой, много раз очищенный корабельный воздух.

Улица походила на сотни таких же по всему свету, но люди вокруг говорили по-французски и по-английски, стало быть, это место было в Канаде.

Большой белый дом, огороженный невысоким забором, казался двойником дома Чейсов в Чикаго — жилище, построенное для большой семьи. За домом виднелся яблоневый сад. Если бы я захотел, я смог бы войти в сад и понюхать, как пахнут только начавшие завязываться плоды. Вместо этого, я присмотрелся к троим, выходящим из свежепокрашенной калитки, людям.

Две женщины. Одна — почти седая, со спокойным лицом человека, прошедшего хоть и трудную, но счастливую жизнь; вторая — высокая, рыжеволосая, в элегантном костюме, с движениями человека, привыкшего быть на виду. И мальчик.

Высокий для своих семи-восьми лет, кудрявый и симпатичный. Сын Синклера.

Деннис.

Они вели веселый разговор, и я придвинулся поближе, чтобы расслышать то, о чем они говорили.

— Жаль, что Пол не приехал, — сказала старшая из женщин, называя Синклера на американский манер, — Я соскучилась по своему очень деловому зятю.

— Мама, ты же знаешь, что Поль сейчас безумно занят. Но твой день рождения мы обязательно отметим все вместе.

Мальчик, нетерпеливо вертевший в руках смешную зеленую бейсболку, поднял голову:

— Мам, поехали уже. Мы опоздаем на матч!

— Подожди секунду, дорогой, мы с твоей мамой еще не наболтались. Знаешь, Сара, я, наверное, не успею слетать на твою выставку в Нью-Йорк. Сама понимаешь, сейчас это опасно.

— Ну, ба, — протянул мальчишка, — Наболтаетесь потом. Нам пора.

— Деннис, как ты разговариваешь с бабушкой? — строго спросила жена Синклера…кажется, ее назвали Сарой… — Ничего страшного, мам, я понимаю. К тому же, ты же видела почти все мои картины. Деннис, что ты сказал?

Мальчишка, пробормотавший кое-что нелицеприятное обо всех картинах на свете, мешающих сыграть наконец против "Ястребов" из параллельного класса в основном составе, моментально поднял голову:

— Я? — мальчик принял невинный вид. Глаза у него были хитрющие. — Я — нормально разговариваю. Мам, мы опоздаем, ну, пожалуйста, поехали быстрей.

Кажется, Синклер был прав насчет умения своего сына выводить из себя окружающих: ныть Деннис умел великолепно. Даже лучше, чем я. Через минуту и матери, и бабушке явно надоело его слушать, и Сара Синклер, обняв мать на прощанье, подошла к машине, припаркованной у дома.

Плохое предчувствие у меня появилось сразу же, как она начала открывать дверь новехонького "Пежо", но ничего не случилось. Следом за ней в машину влетел Деннис, и начал махать бабушке на прощанье рукой.

Я стоял так близко, что мог пересчитать все веснушки на загорелом носу Денниса, и внимательно изучая его лицо, вдруг понял, что завидую этому веселому смешливому парнишке, спешащему на какое-то свое детское соревнование, в котором он наверняка хотел бы одержать победу.

Нет, не так.

Не завидую.

Я почти знал, что случится дальше. Еще до того, как это произошло, внутри всё сжалось, и я съёжился в ожидании того, что будет. Ждать долго не пришлось.

Раздался звук заводимого двигателя, "пежо" тронулся, проехал два метра и, внезапно, я очутился почти в эпицентре страшного взрыва. Я не мог чувствовать жар или ударную волну — голографические записи на это не рассчитаны — но в глаза мне ударил ослепляющий свет, я зажмурился на минуту, а потом, снова их открыв, увидел, как к горящей машине запоздало бегут люди.

Я судорожно вдохнул, пытаясь определить, есть ли кто-нибудь живой, но это было абсолютно бесполезно. Взгляд упал вниз — серый асфальт резко контрастировал с забавной зеленой бейсболкой, измазанной чем-то красным и липким.

Я резко сдернул с себя шлем, вновь очутившись в уютной комнате Синклера и заозирался в поисках пакета. Меня тошнило. Мерзкую муть, подступившую к горлу, уничтожило лишь виски, которое я глотнул прямо из горлышка бутылки, не утруждая себя поисками стакана.

Я видел смерть. Раз даже стал ее виновником. Мне не страшна была кровь, я не боялся закрытых навсегда глаз людей, но эта клятая бейсболка все стояла у меня перед глазами — такая нелепая на сером полотне асфальта.

Я даже не сразу заметил Синклера, сидящего на стуле и глядящего на меня, а когда заметил — вздрогнул, и виски полилось на футболку.

— Понравилось тебе? — спросил капитан зло, — Ну как, а, мальчик?

Лицо у него было снежно-белое, а руки дрожали.

— Вы — псих, — сказал я уверенно. Как ему вообще могла придти мысль записать все это? — Законченный.

— Они прислали мне эту запись, — прорычал он, — С мельчайшими подробностями, заметь. Эти ублюдки знали, куда бить! Думаешь, после этого можно жить? Радоваться жизни, ходить на работу, смеяться? А? Что ты молчишь? Мальчишка!

Я сполз на пол и обхватил руками колени. Смотреть на Синклера было страшно.