Марина Казанцева - Красный Кристалл

Рядом с этой поистине ослепительной красотой король как-то мало был заметен, несмотря на все свои регалии. Мало кому хотелось смотреть в это жёсткое тёмное лицо, на котором выделялись лишь глаза — такие же большие и прозрачные, как у дочери, но не имеющие того же светлого сияния. Эта пара торжественно прошла под крики и гром оркестра к возвышению, которое было специально приготовлено для них — это были устеленные коврами широкие ступени, на вершине которых стояло кресло, а задник представлял из себя кружевной триптих из золота и драгоценных камней.

Король сел на кресло, а принцесса грациозно расположилась рядом и немного в стороне, прямо на ступенях, потому что ни одно кресло не смогло бы принять в себя такой кринолин. Только теперь стало заметно, что эту пару сопровождали придворные дамы, одетые по той же моде. Против ожиданий Лёна, имеющего некоторые понятия о придворном этикете, девушки расположились на траве вокруг трона, образовав как бы вал из светлых атласных, шёлковых, кисейных, газовых облаков. Выглядело это неописуемо эффектно — напрасно магистр острил насчёт этих грандиозных юбок. По знаку короля бал продолжился, и дамы с кавалерами снова закружились по траве. Среди этих пар кружился с какой-то пышной брюнеткой и Лавар Ксиндара, усердно изображая из себя вельможу.

Взгляд Лёна всё время невольно возвращался к принцессе, и он наслаждался видом этой сверхъестественной красоты. Она не танцевала, также никто не подходил и не приглашал к танцу девушек из её сопровождения — это была как бы неприкосновенная территория, но все пары, проскальзывая в танце мимо, кланялись королю и его дочери, на что Фантегэроа отвечала изящным кивком прекрасной головы. Она сидела в центре своей юбки, как тонкий пестик в окружении множества лилейно-кружевных лепестков. Невольно Лёну вспомнился весенний полёт, когда он принимал участие в опылении гигантских цветов дерева-рая.

Он обернулся к библиотекарю и с удивлением увидел, что тот застыл с бокалом в руке, стоя под деревом, в тени его ветвей, и глядя с тоской и горечью на прекрасную Фантегэроа. С неожиданным ударом сердца Лён понял, что верзила-магистр влюблён! Кореспио влюблён в принцессу! О, что за несчастная доля — безнадёжно любить столь недосягаемое существо! Не будь он даже таким нескладным, не имей такое грубое лицо, ему бы ничего не светило! Ни один вельможа из окружения короля Киарана не получил бы право на обладание этим редкостным цветком!

Принцесса чуть пошевелилась, повернула своё подобное жемчужному тюльпану лицо и посмотрела в их сторону, словно почувствовала взгляд. Едва ли она могла их видеть, ведь под деревом царила густая тень, в которой скрывалась сгорбленная фигура библиотекаря и его нового знакомца. Но Лён почувствовал сердечный трепет, когда ему вдруг показалось, что глаза принцессы заглянули ему в душу. Над ухом послышался судорожный вздох.

Праздник продолжался и после того, как король со своей дочерью удалились, сопровождаемые свитой девушек. Но Кореспио ушёл к себе в библиотеку, где он проводил всё время. За ним ушёл и маркиз Румистэль, отказавшись от радушного предложения остаться и потанцевать. Да ни за что — как он справится с этой горой юбок?! Ведь это надобно особое умение — управляться с барышней, закованной в такой наряд!

Оба удалились в библиотеку, как в укрытие, потому что по закону, изданному королём и охраняемому камарингами, выходить ночами на улицу строжайше запрещается. За ослушание — застенки.

Мрачность Кореспио нашла свой выход в вечерних возлияниях, к которым он приобщил и своего нового знакомца. После этого они уже были не начальник и подчинённый, а просто друзья. Где-то шатался и обольщал придворных дам своей красой Лавар Ксиндара.

— Всё безнадёжно? — наконец, спросил Лён, устав от молчания Кореспио.

— Абсолютно, — кратко отвечал тот.

— Ну, сколько ведьм пожгли? — спросил Лён, отыскав Ксиндару среди пирамидальных кипарисов.

— Я пока ещё стажируюсь, — ответил тот, — Не слишком-то приятно, но твой библиотекарь, с которым ты так вчера сдружился, пихнул меня в лапы герцога Даэгиро, главы ордена камарингов. Так что, хош-не-хош, пришлось устраиваться на работу.

— Ты видел герцога? — живо поинтересовался Лён.

— Нет, пока не видел. Да и едва ли увижу — они же все прячут лица за платками. Насколько я понял, эти ребята трудятся в четыре смены — днём и ночью. Выходят тройками, в которой один камаринг из знатных, а два — из простонародья, так сказать, младший чин. Днём он работает где-нибудь булочником или портным, а ночью может рыскать по городу и окрестностям, отыскивая ведьм и оборотней. Им выдается знак принадлежности к ордену — вот такой бант. — Ксиндара достал из-за отворота знакомый трёхцветный бант из плотной шёлковой ленты. Это были не королевские цвета, а цвета ордена — глубоко-лиловый, тёмно-синий и бледно-розовый.

— Так что, сегодня ночью я ухожу на службу. — вздохнул товарищ. — А у тебя дела как?

Дела у Лёна шли — из них двоих он больше всех подобрался к сути дела и надеялся побольше разузнать о городе Дерн-Хорасаде. Теперь он знал, где искать этот город — за морем. Конечно, не будь здесь Ксиндары, Лён легко преодолел бы водную стихию — просто сел бы на Сияра и полетел. Но теперь ему приходилось беспокоиться о Ксиндаре, очень уж не хотелось расставаться с новым другом. Кстати, о Сияре! Ведь лунный жеребец всю ночь простоял в конюшне! Теперь Лёну надо думать, как заботиться о нём, чтобы ночами выпускать из стойла.

Дивоярец распрощался со своим товарищем и отправился обратно в библиотеку, чтобы не терять даром времени и порыться в бумагах. По дороге его узнавали и приветственно кивали — каким-то образом распространилась весть, что молодой приезжий вельможа остаётся при дворе, и теперь дамы улыбались ему, потому что был маркиз Румистэль весьма недурён собой и выгодно отличался здоровым цветом лица от изысканной бледности местных кавалеров. Так что, раскланиваясь по пути и раздавая приветственные жесты, Лён удалялся по направлению к библиотеке. Надо сказать, что чувствовал он себя неважно — сказывались две бессонные ночи: одна прошла за разговорами у Клопфеникуса Лялямбра, а вторую он провёл, слушая пьяные бредни магистра, утомлённого неразделённой страстью.

— Господин магистр изволят почивать, — сказал Лёну один парень из прислуги.

— Да, мне бы тоже не мешало несколько часов попочивать, — зевая от одолевающей его сонливости ответил Лён.

— Пожалуйте в свои покои, господин Румистэль, — поклонился ему слуга, открывая одну из дверей в просторном холле, предваряющем библиотеку. Один конец этого коридора соединял строение с королевским дворцом, а второй вёл в собственно библиотеку. — Господин магистр распорядился выделить вам комнату.