Эрик Эддисон - Змей Уроборос

Так молился Миварш. И, вероятно, высокие Боги пожалели его невинность, услышали его крики о помощи заморским мумбо-юмбо, ибо больше помочь было некому. Либо, быть может, решили они, что еще не пришло время этим лордам Демонландии умирать, бесчестно и безвестно. Во всяком случае Миварш встал и быстро обвязал Лорда Джусса, позаботившись о том, чтобы узлы под мышками и на груди не были слишком тугими и не сокрушили ему ребра и грудь, и с большими усилиями опустил его к подножию утеса. Потом сам Миварш стал спускаться вниз по опасной стене, и хотя много раз он думал, что гибели не избежать, но, тем не менее, искусство скалолаза вместе с холодной необходимостью позволили ему достичь цели.

Спустившись вниз он, не откладывая дела в долгий ящик, стал лечить своих товарищей, и, тяжело стоная, пришли они в себя. Но когда Лорду Джуссу стало немного лучше, он, при помощи магии, немедленно исцелил себя и Лорда Брандох Даха, и через несколько минут они уже смогли встать на ноги, хотя были еще слабы, заторможены и их тошнило. И было тогда три часа пополудни.

Пока они отдыхали, глядя на мертвую мантикору, плававшую в собственной крови, Джусс заговорил и сказал: — Должен я сказать тебе, о Брандох Даха, что сегодня ты совершил самое худшее и самое лучшее дело в своей жизни. Самое худшее — ты заупрямился и заставил нас подниматься по этой стене, так что едва не убил и меня и себя. Самое лучшее — отрубил хвост этой мантикоре. Скажи, это случайность или ты действовал осознанно?

— Ну, — ответил Брандох Даха, — я еще никогда не был таким: бедный человек, руки которого трясутся, как у труса. Однако моему мечу не понравилась эта штука, которой она размахивала, и он сам занялся ею. А что в этом такого?

— В хвосте находится жало, — ответил Лорд Джусс, — даже слабый укол которого в палец убивает человека.

— Ты говоришь как по писанному, — сказал Брандох Даха. — Иначе я едва ли узнал бы в тебе моего благородного друга, ибо ты так выпачкался в крови, как буйвол в грязи. Не сердись на меня, если я встану с подветренной стороны от тебя.

Джусс рассмеялся. — Не будь таким изнеженным, — сказал он, — а пойди к зверю и сам вымажись кровью его потрохов. Я не шучу — это необходимо. Мантикоры — враги не только рода человеческого, но и своего собственного: каждая ходит сама по себе, до смерти ненавидя любую другую, и для них во всем мире нет более ненавистной вещи, чем кровь их собственного рода, и один только запах ее заставит их держаться от нас подальше, как сумасшедшая собака держится подальше от воды. И это очень прилипчивый запах. Я уверен, что после этой встречи мы будем в полной безопасности от них.

Этой ночью они разбили лагерь у подножия Авсека, а с рассветом отправились по долине на восток. Весь день они слышали рычание мантикор с безлюдных склонов Эла Мантиссера, казавшейся теперь не пирамидой, а, скорее, длинной загородкой, южным крепостным валом долины. Идти было трудно, а они были еще слабы. День почти закончился, когда, обогнув восточные склоны Элы, пришли они туда, где белая вода реки, вдоль которой они шли, сталкивались с черной грохочущей водой потока, впадавшей в нее с юго-запада. Ниже по течению река бежала на восток по широкой, заросшей деревьями долине. На голом камне развилки неожиданно стоял высокий зеленый холм, как памятник более приятного климата, когда-то царившего здесь.

— Вот видишь, — сказал Джусс, — мой сон идет вместе со мной. И хотя кажется безумием пересекать реку, разделяющуюся на дюжину протоков, прямо над Развилкой, тем не менее это единственное подходящее место. — И прежде, чем свет дня окончательно угас, они пересекли опасный поток прямо над водопадом, и этой ночью спали на зеленом холме.

Джусс назвал холм Сад Дрозда, по имени птицы, которая разбудила их на следующее утро, распевая сладкие песни на чахлом горном кустарнике, росшем среди камней. Странно звучала эта песня на холодном каменном склоне, под кошмарными склонами Эла Мантиссера, совсем близко к границам зачарованных снегов, стерегущих Коштра Белорн.

Но ушли они от Сада Дрозда и долго не видели высоких гор, пока поднимались по долине черной реки, вдоль которой лежал их путь. Вздыбленные отроги и высокие утесы заслоняли величественные вершины. По высокому левому берегу реки шли они, сражаясь с ветром, прыгавшим и крутившимся между скалами, и почти оглохли от непрерывного рева воды, а в глазах стояли брызги, которые приносил порывы ветра. И Миварш молча шел следом за ними. И сами они молчали, ибо труден был путь вверх, а при таком ветре и реве потока надо очень громко кричать, чтобы тебя услышали. Унылой, мрачной и внушающей ужас казалась эта долина, и можно было подумать, что идут они по адской долине Пирофлегетона или Ахерона. Ни одной живой души не видели они, и только изредка высоко над ними пролетал орел на крыльях ветра, и однажды страшная тварь выскочила из пещеры в склоне горы. Постояла она, глядя на них сверкающими кровавыми глазами, большими как тарелки, блестевшими на лживом человеческом лице; почуяла кровь своего рода, испугалась и исчезла среди утесов.

Так они и шли еще три часа, и, обогнув плечо холма, внезапно очутились в дальнем конце долины, и остановились, глядя через скалистые ворота на замечательное горное плато. И здесь предстало перед ними величественное зрелище, которое безуспешно пытались описать в своих песнях и рассказах лучшие земные барды. Ибо, обрамленная утесами и покрытая сверху голубым небом, стояла перед ними Коштра Пиврарха. Так огромна она была, что даже на расстоянии в шесть миль глаз не мог охватить ее полностью, но должен был метаться взад и вперед над обширным ландшафтом от громоздких корней горы, торчавших из-под ледников, к обширному отвесному склону-лицу, где одна скала подпирала другую, башня громоздилась на башню, ослепительно сияли ледяные трещины и наполненные снегом овраги, и дальше, к одиноким вершинам, где похожие на копья белые зубы вершин кряжа грозили расколоть высокое небо. И заполняла эта гора четверть неба, от изящного пика Эйлинон на западном плече, до снежных склонов Джалчи на востоке, скрывавших за собой Коштра Белорн.

Этим вечером они разбили лагерь на левой морене великого ледника Темарм. От шпилей кряжа тянулись на восток длинные паукообразные ленты облаков, тонкие, дамская вуаль — знак ветреной погоды, царившей наверху.

— Воздух стеклянно-прозрачен, — сказал Джусс. — Это предсказывает плохую погоду.

— Ну время нас подождет, если понадобится, — сказал Брандох Доха. — Как только я увидел эти ледяные рога, на меня нахлынуло такое могучее желание, что я точно умру, если не вскарабкаюсь туда. Но ради тебя, о Джусс, я совершу чудо. Ибо ты стремишься в Коштра Белорн, и, я уверен, намного легче пройти по снеговым полям Джалчи и обогнуть восточные утесы, чем штурмовать Коштра Пиврарху.